Представление, которое я дал для местной публики, выполнив акробатический этюд «полет над асфальтом беглеца с последующим неудачным приземлением», закончилось, зрители стали расходиться, на тротуаре осталась стоять лишь та самая девица, на которую я налетел. Я видеть ее не мог, а потому отвернулся. Мы постояли еще немного, дождались следственную бригаду и карету «Скорой помощи», а потом в автомобиль сел старший лейтенант и завел двигатель. Когда «Опель» тронулся, рядом с ним побежал мальчишка, тот самый, которого я при бегстве заметил идущим у мусорки. Парнишка оказался знакомым.
— Игорь Степанович! — закричал он голосисто, заглядывая в открытое окно автомобиля. — А вы на работу сегодня придете?
Какая, к черту, работа? Тут того и гляди на зону лет на пятнадцать сядешь. Однако я через силу улыбнулся и сказал:
— Конечно же, приду, Славка, жди! — а поскольку запястья у меня были скованы наручниками за спиной и помахать рукой я на прощание никак не мог, я вяло кивнул.
Автомобиль объехал лежащий на дороге труп, столпившихся вокруг него полицейских, шурша шинами, промчался по пустынному переулку, затем мимо музея и выехал на центральную дорогу.
Ни полицейские, ни охранники не приставали ко мне с расспросами, да и я к ним с вопросами не лез. Не до них было. Исподлобья поглядывал по сторонам.
Полицейский лихо развернулся перед носом какого-то крутого автомобиля, вогнал «Опель» в переулок и помчался вверх по бугорку. Добравшись до вершины, водитель резко сбросил газ, переехал на противоположную сторону холма и плавно остановился перед открывшимися взору большими железными воротами с острыми пиками поверху них. РОВД нашего района.
Молоденький полицейский — дежурный по КПП, — нежившийся на стуле под лучами утреннего солнышка, вскочил, козырнул и, открыв ворота, впустил нас внутрь.
Чистенькая, засаженная пестрыми цветами территория районного отдела внутренних дел занимала склон холма. На ней уступами стояли два здания. В одном, побольше, располагался собственно РОВД, в другом, поменьше, — паспортный стол. За ними пряталась столовая и здание экспертно-криминального отдела.
К парадному входу меня, понятно, не повезли, парадный вход для порядочных людей, а для таких, как я, существует черный ход, хотя нет, хуже — подвал, ибо именно к нему, обогнув здание, меня и подвезли.
Сержант и охранник вытащили меня из машины и поволокли по ступенькам в расположенный у стены под козырьком каменный мешок. Вышедший из «Опеля» старший лейтенант взирал на происходящее с отсутствующе-презрительным выражением на лице. Он ни разу ко мне не притронулся и вообще вел себя высокомерно-снисходительно.
Когда мы оказались на дне каменного мешка, сержант надавил на кнопку звонка, расположенного у обитой жестью двери. Пару минут спустя в двери открылось зарешеченное окошко, и в нем возникла жирная хамского вида физиономия, вся в красных и синих прожилках, свидетельствующих о том, что обладатель физиономии не понаслышке знаком с зеленым змием.
— Ну, чего раззвонились? — пялясь на меня и охранника, рявкнула физиономия, но, заметив сержанта, смягчилась: — В чем дело, Гена?
— Принимай пополнение! — со скрытой радостью произнес сержант, которому, по-видимому, не терпелось от меня избавиться, в то время как мерзкой физиономии в окошке не очень-то хотелось меня принимать.
— Достали эти отморозки! — проворчала она. — Ни днем ни ночью покоя от них нет. — Однако окошко захлопнулось, и стал открываться замок.
Несколько секунд спустя дверь отворилась, и на пороге возникло все остальное, что принадлежало физиономии. А принадлежало ей немало — большой живот, широкий зад, жирная обвисшая грудь и мощные, похожие на слоновьи, ноги. Все выше перечисленные части тела, разумеется, упакованы в милицейскую форму.
— Здоровый-то какой, — то ли с уважением, то ли с завистью, а может, и со злорадством, мол, таких крепких мы еще не ломали, сказал хозяин каземата. — Ну, проходи, проходи.
Меня втолкнули в длинный, слабо освещенный коридор, по обе стороны которого тянулись камеры с решетчатыми дверьми. В подвале было сыро и, как в общественном предбаннике, крепко пахло мужскими немытыми телами и грязным бельем.
Небольшой молчаливой группой мы прошли мимо камер, в которых шевелились неясные тени, слышались вздохи, негромкие разговоры, в конец коридора, где толстый полицейский открыл одну из камер. Меня завели в нее и наконец-то сняли наручники.