Люк отдёргивает руку и трясёт ею, чтобы разогнать застывшую было кровь. Сердце мчится вскачь.
— Ты работал на железной дороге, — прошептал он призраку.
Они проходили это в прошлом году в школе. Дорогу через горы пробивали взрывчаткой. Самую опасную работу выполняли китайцы — тысячи китайцев, — и платили им вполовину меньше, чем белым.
— Это так ты умер? От взрыва?
Привидение глядело на него торжественно и скорбно, будто чего-то ожидая.
Люк снова протянул руку…
Всюду по земле разбросаны искалеченные тела. Среди них Люк узнаёт будущее привидение: мальчик сильно обожжён, кажется, в нём нет ни одной целой кости. Стоит ночь. Кто-то идёт между трупами, быстро осматривая их, подходит к китайчонку и вскидывает обмякшее тело на плечо. Люк плывёт за похитителем трупов прямо в гущу леса. Там его ждёт другой. Деньги переходят из рук в руки. Новый хозяин зашивает тело в мешок, кидает на телегу и отчаливает вниз по изрытой колеями горной дороге.
— Это как-то неправильно, — пробормотал Люк, вытаскивая руку из потустороннего холода и пытаясь согреть её дыханием. — Зачем им понадобилось твоё тело?
Есть только один способ получить ответ. И снова его принимает зимняя ночь.
Горит огромный костёр. Мешок летит прямо в пламя. Из тени смотрит человек. Его лицо скрывает широкополая шляпа. Он что-то читает из большой толстой книги. Мешок прогорает, и от тела остаётся грубый серый пепел. Человек наклоняется и собирает пепел в узкую банку. Люка словно самого затягивает в тесную урну: плечи вжаты в туловище, голову пригнуло книзу, ни вздохнуть, ни пошевелиться, собственной воли больше нет. И когда сверху кладут крышку, тьма обнимает его…
…и уносится прочь, и вот перед ним решётка, и из-за неё таращатся люди. Мужчины ржут, как кони, женщины в ужасе прижимают платки к губам, плачет малыш, вцепившись в отцовскую руку. Люк сломлен, раздавлен, опозорен… Надежды нет.
А на полке — далеко, не достать! — виднеется банка с прахом.
Люк, тяжело дыша, отдёрнул руку.
— Так они сожгли твоё тело… и насильно сделали тебя привидением?
Призрак взволнованно ткнул пальцем в окно. Люк уткнулся в стекло, сделав из ладошек перископ… увидел пронзающие небо горы. Неподалёку параллельно путям темнела меж заснеженных берегов река. Он перевёл взгляд на привидение.
Оно с усилием подняло руку и изобразило, как бросает что-то с силой об пол.
— Ты хочешь, чтобы я разбил урну? — догадался Люк.
Тот повторил пантомиму, ещё более выразительно, и снова показал на окно.
Понять это можно было только одним образом. Призрак хотел, чтобы его отпустили — наружу, прочь, в горы, где он умер.
— Да, — сказал Люк, — хорошо. Я сделаю.
Он натянул ботинки и расстегнул штору. Надо найти окно, которое можно открыть. То, что в купе, не годится; в панорамном вагоне — тоже. Ага! Тот проводник, он курил в тамбуре! Люк схватил урну и был таков.
Вернее, ещё немного и был бы. Костистая старая рука выстрелила с соседней зашторенной полки и сцапала его за запястье. Люк задушенно пискнул, а за рукой последовал сияющий в лунном свете череп Юрайи Клака.
— А ну, давай назад моего мальчишку!
Люк попробовал вырваться, но старик держал его, будто железной клешнёй.
— Пусти меня, или я закричу! — проквакал Люк.
— Шшшш! Не стоит. Ты украл мою вещь. Давай её обратно.
— Я ничего не крал!
— Я ведь и полицию могу позвать. Или ты хочешь, чтобы твой папенька отправился в тюрьму?
— Это ты отправишься в тюрьму, — запротестовал Люк. — За то, что держал его в плену!
— Я не держал его в плену! — возмутился мистер Клак, но хватку меж тем не ослабил.
— Да он же у вас за раба! Вы на нём деньги делаете!
— Я забочусь о нём!
— Он вам не принадлежит, — выдохнул Люк. — Нельзя владеть живым человеком.
— Он и не живой человек — он призрак. И он больше ста лет принадлежит моей семье!
— Он хочет на свободу!
— Это он тебе сам сказал? — Старик сел и вывесил с полки костлявые ноги.