Музей гордится произведением самого талантливого мастера Ворчестерской фарфоровой королевской мануфактуры — Джеффри О'Нила. Он прославился своими искусными рисунками на темы легенд, мифов, басен, сказок, разнообразных аллегорий. Данная работа демонстрирует таланты декоратора. В изящной, богато украшенной рамке в форме удлиненного сердца О'Нил изобразил семейство львов. Смысл сцены — далеко за пределами простой передачи облика зверей, это отсылка к образу рая. Трое животных расположились под приветливым, солнечным небосклоном на живописной скале у водопада и экзотических пальм. Обращает на себя внимание то, как художник решает перспективное искажение в раме: он фактически создает впечатление окна или магического зеркала, в котором зритель видит происходящее.
Эта великолепная урна сделана в самом начале XIX века неизвестным англо-ирландским мастером. Производство стекла к концу XVIII столетия достигло в Англии небывалого расцвета, до сих пор немногие могут повторить изумительная огранку данной емкости. Все в ней выдает непревзойденное качество: и монументальный размер (больше 40 см!), и значительный вес. По своей форме, строгости и сложному ритму граней ваза является прекрасным примером неоклассического стиля в декоративно-прикладных изделиях из стекла.
Этот консольный стол наглядно демонстрирует особенности интерьера и привычки аристократии начала XIX столетия в Европе. Он предназначался не для использования по назначению, а, скорее, как украшение богато обставленной гостиной. Обычно создавали пару подобных предметов мебели и устанавливали их симметрично под окнами. Над ними часто помещали зеркала в не менее пышных рамах. Этот стол, по оценке специалистов, произведен одной из лидирующих лондонских фирм — Вильяма Марша и Томаса Тэтхема. Они изготавливали предметы интерьера в стиле эпохи Регентства в первые десятилетия XIX века. В основном мастера работали для королевского двора. Фигурно оформленная ножка стола, ее образуют играющие дельфины, сделана по мотивам античной скульптуры. Антикизированные образы были чрезвычайно популярны в названную эпоху, стиль которой — своеобразное ответвление от неоклассицизма. Он отличался театрализированным, бросающимся в глаза богатством и шиком. Такие ножки характерны для того времени и данной фирмы. Брат Томаса Тэтхема даже создал альбом античных рисунков, им пользовались ремесленники, исполнявшие детали интерьера. Почти архитектурные и скульптурные качества английской мебели противопоставлялись более изысканной и хрупкой манере французских мастеров этого же периода. Скорее всего, пара столов была сделана для герцога Сазерленда.
Уильям Тёрнер считается одним из самых интересных и талантливых пейзажистов в истории европейской живописи и влиятельным художником XIX столетия. До сих пор любители и знатоки искусства спорят о его работах. Уникальная авторская манера стала предвестницей французского импрессионизма, возникшего много позже, лишь в 1860-х. При жизни Тёрнер имел неоднозначную репутацию. Восторженное признание его таланта соседствовало с едкой критикой консервативного британского общества.
Представленная картина хорошо отражает самые существенные качества английского романтика. Настоящей стихией художника стало море. На этом полотне он буквально сталкивает мощные, темные, опасные штормовые волны и монументальные тучи с солнечными лучами. Живописец виртуозно передает динамичную композицию, в которой рифмует движение водных и небесных потоков. Работа построена на вариациях двух цветов — голубого и золотисто-желтого, однако богатство оттенков и умение Тёрнера создать живую фактуру воздуха делают ее реалистически убедительной. Данное полотно было выставлено в собственной галерее мастера, оно считается одним из шедевров его раннего периода. Позже художник разовьет более энергичную, но при этом и абстрактную манеру живописи, навсегда оставаясь верным морской тематике. Бури, непогоды, шторма, затерянные корабли, ночной мрак стали классикой эпохи романтизма.
Эта работа редкая как для коллекции хьюстонского музея, так и для творчества Франсиско Гойи в целом. Дело в том, что знаменитый испанский художник за свою жизнь создал значительное количество произведений, однако специалисты знают совсем немного натюрмортов его авторства. Все они очень выразительны. На данном мастер изобразил простых рыбешек — золотистых лещей. Но в соответствии с давними традициями жанра, которые были блестяще развиты голландцами, полотно метафорично. Именно романтики, а Гойя принадлежит к числу наиболее ярких из них, возродили и продолжили эстетику аллегорической картины. Живописец любуется хрупкой, нежной чешуей и кожей лещей и, одновременно, запечатлевает медленное умирание, угасание пойманных рыб. Свет и колорит также соответствуют трагической символике жизни. После 1790-х Гойя отдает предпочтение мощным световым контрастам темной гаммы коричневого, черного, беспокойных оттенков желтого и красного. Безусловно, аллегорическое значение имеет и тот факт, что лещи написаны под лунным светом, в ночи, эстетика которой много значила для романтиков, искавших в образе темноты выражение одиночества, неприкаянности, постоянно подстерегающих опасностей. Как ни удивительны эти метафоры могут быть для сегодняшнего зрителя, но в начале первых десятилетий XIX века именно синтез возвышенной трактовки и мироощущения с тленной физической оболочкой будоражил воображение художников и любителей искусства. Пожалуй, наиболее грозным и величественным символом тщеты всего живого служит другое известное полотно Гойи, изображающее разделанную тушу («Натюрморт с головой барана», 1808–1812, Лувр, Париж).