Я нахмурилась, надела пальто, обмотала шарф вокруг шеи.
— Скаут, пожалуйста. — Китс тяжело вздохнул.
— Нет, мне пора идти.
Я вышла из его комнаты, и с каждым шагом, который уводил меня прочь, во мне росла уверенность в том, мне нравился образ Китса.
Но я не была уверена, что он сам мне нравился.
Серебряный кулон
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Кат. № 201Х-20
Подарок Эфраима О’Коннора
Вечер презентации выставки о Вилло в музее отца совпал с первым и слишком ранним ноябрьским снегом, жирные хлопья цеплялись к волосам и опадали на плечи. Дрожа от холода, я поднялась по парадной лестнице в красных ковбойских сапогах, воротник бархатного зеленого платья царапал шею. Я вспотела, платье врезалось в подмышки, в бархате оказалось жарко. И я только сейчас поняла, что зеленое платье с красными сапогами — так себе сочетание.
Отлично, я буду большим потным рождественским чудиком на этой вечеринке. Я шла вдоль вереницы людей, входивших в музей: мужчины в костюмах, женщины в меховых пальто, благотворители, ученые и много кого еще, все вперемешку.
Войдя в главный зал, я почувствовала себя несколько лучше, потому что под потолком висел такой знакомый огромный синий кит. И вся комната излучала волшебство, всё подсвечивалось тусклым голубым светом, брюхо кита светилось люминесцентом, а квадратные окна отражали бирюзу.
Когда отец только начал здесь работать, каждый вечер он приходил домой и напевал старую песню Битлз «Оctopus’s garden». Он вытаскивал меня на середину комнаты и кружил.
— Я работаю под водой, дорогая дочь! — говорил он.
Когда приходила мама, он отпускал меня, хватал её и танцевал с ней вальс. Кружил и кружил её, пока она не начинала смеяться до слез. Я и забыла, что такое бывало.
Я высматривала их на танцполе, но отец разговаривал в углу с каким-то пожилым мужчиной, а мама разговаривала с женщиной, видимо, его спутницей. Кажется, это были благотворители.
— Вот ты где.
Я повернулась на голос. Сзади стоял умопомрачительно красивый — нет, сексуальный — Эф. На нем был винтажном коричневый костюм, галстук цвета индиго, и всё это удивительно сочеталось между собой.
Я кивнула, чувствуя себя неожиданно смущенной. Он застенчиво улыбнулся.
— Мама заставила меня сменить джинсы на костюм. Я откопал его в шкафу отца. Хотя не думаю, что она имела в виду, что я должен был рыться в его шкафу, когда говорила найти что-нибудь в его стиле. Но раз уж костюмчик сел...
— Пахнуло юморком в стиле Теодора Маркса. — Я фыркнула его плохой шутке.
— А у меня хороший вкус, не правда ли? — Он ковырял пол поношенными ботинками, избегая встречаться со мной взглядом.
— Хочешь пройтись по выставке?
В центральном зале было полно людей, они пили шампанское, восхищенно болтали, наслаждались общением и совершенно не обращали внимания на систему кровообращения динозавров. Я обрадовалась, что отец этого не видит. Он бы очень рассердился.
Эф кивнул в сторону главного экспоната выставки: Вилло — динозавра с сердцем и без сердца одновременно. Его скелет был странным образом свернут в калачик, словно в позе эмбриона, ноги сплелись, как будто он пытался защитить коричневый комок в центре грудной клетки.
— А знаете, это абсолютно точно песок, — сказал пожилой мужчина, проходя мимо. — Они ошиблись. В этом вся суть выставки.
Эф раздраженно выдохнул, пробормотав что-то про людей, которым следует заниматься своими делами. Конечно, скорее всего, старик был прав. Но это не значит, что мне не хотелось вытолкать его взашей, потому что в этот момент, стоя рядом со скелетом, больше всего на свете мне хотелось, чтобы ржавый комок в останках Вилло был сердцем.
Несмотря на то что динозавры вымерли сотни веков назад, я очень хотела верить, что его сердце, так же как моё, качало кровь, что под его грубой кожей было что-то нежное и беззащитное, что что-то от его сердца еще осталось.
— Твой отец прекрасно потрудился над выставкой, Пэн, — произнес Эф.
— О да, — отозвалась я, опираясь на перила, не в силах оторвать взгляд от Вилло.
— Эй, там моя мама.
Эллен стояла на цыпочках, высматривая кого-то в толпе, её рыжие волосы светились под голубым светом комнаты, словно она была одним из экспонатов.
— Мам, — позвал её Эф.
— Привет, ребята! Пенелопа, с прошедшим днем рождения! Вы с родителями приедете в понедельник отпраздновать? — Я кивнула, а она повернулась к Эфу: — Ты видел отца? С ним хочет познакомиться главный благотворитель. Может, он в своем кабинете?
— Я его не видел, но мы можем посмотреть, — ответил Эф.
— Прекрасно. Если найдете — отправьте его в главный зал. А я буду нарезать круги здесь, вдруг появится.
Мы шли сквозь толпу, пробираясь к служебному входу. Шум вечеринки позади нас притупился до ровного гудения, когда мы закрыли за собой дверь. Тишина в служебном помещении казалась практически оглушающей.
— Как отметила день рождения? — спросил Эф, обернувшись через плечо.
— Китс обедал с нами.
— Это круто. Круто. — Он отвернулся, — Да, круто.
Я нахмурилась, глядя в его спину. С каких это пор Эф употребляет «круто» три раза подряд?
— Он подарил мне золотой кулон. Это было действительно трогательно.
Эф настороженно замер.
— Кулон?
— Да, кулон? — ответила я, копируя его интонацию.
— Эх. — Мне показалось, что он расстроился.
— Но я все равно ношу счастливый жетон, — сказала я, вытянув его за цепочку. — Он лучше подходит моему образу.
— Это круто. — Он шел всё быстрее, и мне тоже пришлось ускориться.
— Да что с тобой сегодня? — наконец не выдержала я.
— Ничего. Вы с Китсом помирились после той ссоры? — спросил он, не оглядываясь.
— После какой?
— После вечеринки «Nevermore».
— Думаю, да.
— Круто.
Пятый раз.
Кабинет Джорджа оказался открытым, но пустым, свет был выключен.
— Никого, — сказала я.
Уголки рта Эфа изогнулись в кривой полуулыбке.
— Пойдем на чердак?
— Мы не можем.
Он приподнял бровь.
— Там закрыто.
Одним плавным движением он выдвинул верхний ящик стола и показал мне связку ключей.
— Я не хочу, чтобы у кого-нибудь были проблемы... — начала я, но Эф уже вышел из кабинета, побежав по коридору к лестнице.
На втором этаже было довольно темно — единственным источником света служили таблички с обозначениями входа и выхода. Больше не было слышно звуков вечеринки, осталось только завывание ветра снаружи. Мы оказались в старом крыле музея, где находился кабинет моего отца. Всё было из дерева: столы, стулья, двери и книжные шкафы. У папы даже была безумная передвижная железная лестница для доступа к верхним полкам.
Эф прочистил горло.
— Помнишь, я верил, что здесь живет настоящий динозавр, который бродит ночами по залам?
— Да, — тихо произнесла я, виновато оглядываясь, боясь, что нас заметит охрана, я была уверена, что они нас впустили бы, главное, чтобы не влетело нашим отцам. — Ты тогда впервые мне что-то сказал. Знаешь, каждый раз, когда я находилась здесь в темное время суток, я боялась, что он съест меня. Или папу.
— Не, — возразил Эф, — он был дружелюбным. Только одиноким. Последним в своем роде.
Я подумала о Вилло.
Эф остановился перед видавшей виды дверью, вытащил длинный старинный ключ и провернул его в замке.
— Эф, — позвала я, мой голос дрогнул.
— Идем, — он уже поднимался по ступенькам, — мы же ищем моего отца, помнишь?
Я вздохнула и пошла за ним, оставив дверь открытой. С каждым шагом настроение улучшалось, словно я опять была маленькой девочкой, которая тайком пробиралась на чердак следом за Эфом. Но когда мы поднялись на самый верх, то увидели, что чердак был пуст: здесь больше не было слоновьих черепов, как на рисунках Эфа и в наших воспоминаниях, только пустые окна, из которых лился серебристый свет на голые деревянные полы.