— Успел уже сегодня выпросить номера телефонов у девушек?
— Целых 37, — ответил он.
Я указала на кувшин с водой.
— Вставай, пора за работу.
Он тяжело вздохнул и потянулся, как будто только что проснулся, и неожиданно врезался в меня, пока я наполняла бокалы. Как результат — мокрая скатерть. Как можно быть таким неуклюжим и в то же время так невероятно рисовать? Кстати... Может, пора вернуться к этому разговору...
— Ты больше не рисовал картинки с крошечными динозаврами? Они мне так понравились.
— Нет, — сказал он с недовольным выражением лица и с раздражением пожал плечами.
Ладно, тема закрыта.
— Я рассказывала, что Одри хочет, чтобы я ходила в клуб французского с ней и Черисс? Она считает, что нам следует «расширить наш круг общения». Да Черисс скорее сожжет всю школу, чем включит меня в свой круг.
Он фыркнул.
По его реакции я поняла, что он был на моей стороне, поэтому продолжила:
— Помнишь время, когда она гнобила меня за выражение «убить одним выстрелом двух зайцев»?
Следующие слова я произнесла, стараясь изо всех сил подражать Черисс:
— «Как веган, я предпочитаю фразу «кормить двух птичек одним зернышком». Это более гуманно». Какая разница, если она носит свои дурацкие дорогие замшевые сапоги?
Я вошла во вкус.
— Или когда она возмущалась, что на моем пальто была кошачья шерсть, это, видите ли, «негигиенично». — Я рефлекторно почистила одежду от невидимых кошачьих шерстинок и только потом продолжила: — «Как веган», она должна быть добрее к животным.
Я не могла просто замолчать.
— А помнишь, как она привезла из Парижа огромную коробку обалденно вкусного шоколада, и когда я потянулась за вторым кусочком, она прочитала целую лекцию о том, как опасен жир и как важно иметь силу воли? Кто вообще так делает?!
Меня было не остановить.
— По крайней мере, наконец-то она узнала, как меня зовут. Одри, по-моему, представляла меня ей раз одиннадцать, пока она смогла запомнить. Но я уверена, что она просто притворялась, что не помнит.
Эф молчал.
— Почему ты ничего не говоришь? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Не знаю... Может, Одри права...
— Что?! По поводу Черисс?! — Мой голос превратился в визг.
Он усмехнулся.
— Ни в коем случае. Я о кружке общения.
— Круге общения.
— Не важно, ты же поняла, о чем я.
— Мне нравится мой круг общения! У меня есть ты и Одри. Зачем мне кто-то еще? У нас замечательный социальный треугольник, верно?
Он не ответил.
— Погоди-ка. Вы что, пытаетесь от меня избавиться? — Я попыталась обратить все в шутку, но мой голос дрогнул, и это скрыть не удалось.
— Ничего глупее я не слышал, — усмехнулся он. — Прекрати нести чушь.
Хоть он и все отрицал, но каким-то равнодушным и одновременно покровительственным тоном, и от этого мне немедленно захотелось разреветься и ударить его чем-нибудь тяжелым. К счастью для нас обоих в эту самую секунду мама позвала нас к столу:
— Всё готово!
Когда наши мамы вошли в столовую, мы сидели за столом друг напротив друга. Я была мрачнее тучи, и каждый раз, когда мы встречались взглядами, он тихо посмеивался, явно считая мои слова невероятной чушью. Наверное, в тот момент я была для него Королевой Глупости. Да что там — и президентом в одном лице!
Идиот.
Эллен начала раскладывать по тарелкам пасту, а моя мама поставила на стол большую чашку томатного соуса, от которой все еще шел пар. Я откинулась на спинку стула, старательно не обращая внимания на Эфа и наблюдая за нашими отцами, которые вошли в столовую, увлеченно разговаривая о музее.
Как обычно, мой отец походил на Чокнутого профессора: он весь как будто вибрировал, нервно проводил рукой по тонким волосам, рассыпая перхоть на свой черный свитер, а его очки были слегка изогнуты на носу. Отец Эфраима, Джордж, по-прежнему очень хорошо выглядел, был подтянут и полон энергии. В первом классе я была в него влюблена и даже спросила Эфа, могу ли стать его матерью, когда Эллен умрет. Сейчас с этим, конечно, уже покончено, но иногда он бывал таким галантным, словно герой старых черно-белых фильмов. Мне приходилось отводить глаза, потому что он напоминал солнце.
— Пенелопа, очень рад тебя видеть, — сказал он, наклоняясь и целуя меня в щеку. Пытаясь скрыть румянец, я опустила голову.
— Миссис Маркс, можно мне хлеб? — спросил Эф, и мама протянула мне хлебную корзину.
Я не торопясь выбрала себе ломтик, а затем дождалась, когда мама отвернется, и передала корзинку на другую сторону. Он закатил глаза.
— Эллен, как твоя новая студия? Она в Бушвике, да? — вежливо поинтересовалась мама.
Она уже раз двенадцать признавалась, что беспокоится, как бы Эллен не ограбили, пока она добирается до работы в Бруклине.
— Великолепно, — ответила Эллен, — там так много пространства...
В этот момент я почувствовала, как трясется стол. Серебро слегка задребезжало, бокалы покачивались, а напитки из них стали выплескиваться. В голове мгновенно возникли мысли о землетрясении и огромном инопланетном корабле, парящим над городом. Эф поймал мой взгляд и кивнул в сторону моего отца — источника этого маленького переполоха: он так сильно тряс ногой под столом, что, казалось, комната сейчас соскочит с фундамента. Мама всё еще притворялась, что слушает Эллен, хотя всеми силами пыталась понять, почему трясется стол.
Так что ради неё (но не ради Эфа, который назвал меня глупой), я приняла огонь на себя.
— Как прошел день, пап?
Он глубоко вдохнул, готовясь рассказать нам, что его так взволновало.
— Вилло скоро приедет, моя дорогая дочь!
Поделившись этой новостью, он словно вздохнул с облегчением, а затем взял кусок хлеба и начал радостно его жевать.
— Кто такой Вилло? — спросила Эллен.
— Рад, что ты спросила, Эллен, — начал говорить отец с полным ртом. Мама погладила его по колену и покачала головой.
— Тео, давай я? — предложил Джордж моему отца.
Папа нахмурился, он явно хотел рассказать все сам, но сдался требованиям моей матери вести себя прилично. Джордж расстелил на коленях салфетку.
— Мы устанавливаем крупный экспонат, который должен рассказать нам больше о физиологии динозавров. Были ли они быстрыми или, наоборот, медлительными? Их физиология ближе к рептилиям или к птицам? Вилло был...
Раздалось жужжание, и Джордж прервался, вытащил мобильный телефон из кармана и опустил свои очки с темной оправой, чтобы посмотреть, кто звонит.
— Я должен ответить. — Он отодвинул стул.
— Джордж, — сказала Эллен, касаясь его локтя, и кивком указала на сидящих за столом.
— Это важно, извини. — Он наклонился и поцеловал её в щеку, а затем повернулся к моей матери. — Джейн, пожалуйста, извините меня, обещаю, скоро я вернусь к столу. — Он подмигнул ей и вышел из комнаты.
Эллен взяла свой бокал вина и залпом осушила его.
Всем своим видом мама демонстрировала неодобрение, только непонятно, то ли из-за вина, то ли из-за ухода Джорджа. Иногда она слишком волновалась из-за наших совместных ужинов. Несколько раз я слышала, как она говорила отцу, что беспокоится за Эллен, потому что та слишком много пьёт; что ей не нравится, как Джордж распускает руки в конце вечера; также она считала, что Эллен и Джордж не должны так надолго оставлять Эфа одного, когда отправляются в длительные командировки по делам Джорджа. Я любила её, но лучше бы она поменьше волновалась из-за пустяков.
— Так кто такой Вилло? — снова спросила Эллен.
Отец проглотил хлеб, наклонился вперед и, продолжая дожевывать, заговорил:
— Вилло — это динозавр. И что же в нем особенного, спросишь ты?
— Забавно, именно об этом я и хотела спросить, — сказала я.
— На самом деле — ничего.— Отец рассмеялся собственной шутке, звание «Шутник года» у него в кармане. — Но вот, что интересно, — его голос опустился до громкого шепота, — в 2000 году ученые из Северной Каролины стали более внимательно изучать останки Вилло, они счистили всю грязь и пыль с костей его грудной клетки и обнаружили то, что стало великим открытием. Можете угадать, что это было?