Для «Экслибриса» вопрос на этом отпадает: ставить или нет «Невозвращенца» на нашей радиосцене. Ставить, немедленно. Еще и потому, что тираж «Искусства кино» 50 с небольшим тысяч, тогда как возможности Радио Свобода по утолению вашего спроса на «Невозвращенца», скажем, без ложной скромности, несколько шире. Иным из наших коллег показалась слишком острой вещь, официально опубликованная в московском журнале, прошедшая главлит, читанная, надо думать и в КГБ, и в идеологическом отделе ЦК, а возможно, и на уровне просвещенного Политбюро. Вот точка зрения, отражающая позицию тех, кто был против постановки «Невозвращенца» на Радио Свобода. Наш коллега редактор русской службы Владлен Линкович.
Владлен Линкович:
Мое твердое убеждение: не надо было Радио Свобода ввязываться в эту историю с «Невозвращенцем», не надо было инсценировать киноповесть Александра Кабакова.
АА:
Что можно сказать по поводу этого мнения? Общеизвестное пушкинское: «Что можно Лондону, то рано для Москвы» перестройка, похоже, наконец, отменила. И мы теперь, по крайнем мере, в нашем читательском восприятии, вполне на равных. То, что воспринимается как сенсация в Москве, точно так же воспринимается и в Мюнхене. Острота вещи, опубликованной под советским небом, отныне не утрачивается и по эту сторону границ. Этот факт перестройка, я думаю, может записать себе в актив. Что касается постановки «Невозвращенца» на Радио Свобода, то у нас тут, конечно, плюрализм. Ставить или нет, решили мнения других читателей, не только наших коллег, но и гостей радио Свобода.
Уилки Коллинз:
Я думаю, что очень стоит всем ознакомиться с этим сценарием. Он чрезвычайно интересный и хотя, может быть, не первоклассный, с точки зрения литературы, но мне казалось, что этот скрипт достаточно двусмысленный, чтобы быть весьма и весьма интересным.
АА:
Это говорил британский ученый-славист, профессор университета в Глазго. Не так давно в советской прессе он был назван одним из ведущих специалистов Запада по советской литературе.
Арсений Божедомов:
Я считаю, что такую вещь ставить совершенно необходимо, потому что профилактика страхом является самой лучшей профилактикой во всех исторических процессах.
АА:
Так полагает независимый питерский религиозный писатель, литературный критик и публицист, наш гость из Советского Союза. Наш коллега, редактор русской службы Радио Свобода Федор Вагнер.
Федор Вагнер:
Что значит пугать людей чтением сочинения, представляющего, по сути дела, коллаж из того, с чем читатели и слушатели и безо всяких книг сталкиваются в своей повседневной жизни!
АА:
А теперь о повести Александра Кабакова «Невозвращенец» говорит независимый московский журналист, издатель «Митиного журнала» и член редколлегии журнала «Гласность», литературовед Дмитрий Волчек — наш гость из Советского Союза.
Дмитрий Волчек:
Отчего бы не делать такой передачи? Об этой повести очень много говорят в Москве. Как я вижу, говорят и в эмиграции. Вещь сама по себе интересная, раз она вызывает такой широкий резонанс.
АА:
Директор русской службы Радио Свобода киновед Кирилл Атусевич на вопрос о целесообразности постановки ответил нам с Юрием Дундичем однозначно.
Кирилл Атусевич:
Стоит, обязательно стоит!
АА:
А теперь мы гасим свет. Радиофильм по киноповести Александра Кабакова. Постановка силами сотрудников Радио Свобода под руководством Юрия Дундича. Режиссер Летиция Дедерефф. «Невозвращенец».
Диктор Юрий Дундич:
Я подошел к дому. При свете луны крупные черные буквы на белом читались ясно: «Свободно от бюрократов. Заселение запрещено», — было написано на табличке. В темных окнах молочными отблесками отражались луна и снег. Ветер дул все сильнее. Белые змеи ползли по мостовой все торопливее. Мы свернули на Бронную. Я хотел снова выйти на Тверскую, потому что идти по закоулкам было еще опаснее. Но… справа из подворотни, от бывшей библиотеки метнулись тени, и через секунду все было кончено. У меня с шеи сорвали автомат. С треском разодрали ворот свитера. Подталкивая стволом, меня впихнули в подворотню. Я обернулся и успел поймать за руку несчастную охотницу за сапогами, которую обыскавший ее отправил к месту сильнейшим пинком в зад. Во дворе таких же, как мы, очумелых, было, наверное, около пятидесяти. Двор был довольно просторный. Мы стояли нетесно, как бы стараясь не объединяться друг с другом. За эти годы я успел побывать по крайней мере в пяти облавах и заметил, что люди никогда не объединяются в окруженной стражей толпе народа. Каждый пытается сохранить свою отдельность, особенность, рассчитывая, видимо, и на исключительное решение судьбы. Спутница моя немедленно выпросталась из моих объятий и отошла метра на полтора. С четырех сторон двор освещали фары стоящих носами к толпе легковых машин. Какой-то человек влез на железный ящик, взмахнул рукой, в которой был зажат длинный нож, и прокричал: