— Ник предпочитал читать по-русски.
— Почему?
— Ограниченный английский.
— Херовый, значит, был шпион.
— Как ты сказал?
Я повторил.
— Ну, какой он шпион….
— А кто же?
Ответа не последовало, и я вернулся к корешкам, морщинистым от сгибов. Второстепенные игроки были представлены здесь тоже: разведки французская, испанская, израильская. Американская мафия. Никогда не видел сразу столько книг по убийству братьев Кеннеди, но больше, конечно, по Джону Ф. Буквально десятки книг. Доклад комиссии Уоррена, конечно… Преступность. ФБР. Серийные убийцы. Начиная с бостонского душителя. На каждого по книжке, и не по одной. По Теду Банди — целых пять. Специализация красавчика? Промышлял по общежитиям. Головы студенткам расшибал. Бейсбольными битами.
Не знаю, как это удается ей, но, даже обложившись мягкими игрушками, я бы не смог заснуть на расстоянии руки от всего этого.
Возложив руки на ее кровать, я запрокинулся. В целом я был очень впечатлен. Я знал, что она окончила лицей, прошла во Франции «свои университеты», но такого уровня эрудиции все же не ожидал. В области, конечно, специфической. Новейшей истории Зла. Нет, человек недаром работал в отделе новостей. Причем, не скользила по поверхности. Скрупулезно входила в детали, отыскивая дьявола. Прорабатывая зло: подчеркивания в тексте, заметки на полях, разноцветные наклейки. Будто в полной тайне от всех готовилась к какой-то большой работе. Необъятной, как энциклопедия, название которой напрашивалось само собой: «УжасXX-го века».
Я прищурился. Полиграфическая пестрота нависающей стены книг превратилась в черно-красный монолит. Определенно он испускал пульсацию. Волны. Wibs. Сердце, во всяком случае, билось учащенно. Я вспомнил, как впервые попал на пляс Пигаль в порномагазин. Здесь ажиотаж был не от Эроса, ровно наоборот. Но было так же стыдновато. Не столько по поводу себя, дорвавшегося до табу, сколько за человека, посредством себя познаваемого. То есть — как такового. За человеческую природу.
Интересно, отразилось ли все это на моем лице? Мне не хотелось быть прочитанным. Преодолев импульс бежать, я продолжил изучение будуарной сей библиотеки.
Покетбэки имели тенденцию слипаться, и вставлять обратно было их непросто.
Я стал таким заядлым читателем ее библиотеки, что она стала проявлять знаки ревности, и как-то до моего слуха донеслось:
— Еще начитаешься! когда меня не станет…
— То есть? — Вернувшись в гостиную, я сел в кресло rattan, плетеное из полосок экзотической пальмы, у нее был такой, покрытый темным лаком набор, включавший овальный столик со стеклянной поверхностью, на который я выложил очередную стопку книг. — Летиция?
— Что?
— Что это значит?
— Что библиотеку я завещаю тебе.
— Собираешься умирать?
Она молчала, не глядя на меня, двигая спицами. — А ради чего продолжать все это?
All is not as it seems. Все не так, как представляется… В первом в мире Музее шпионажа в Вашингтоне, который возникнет, когда победителям в холодной покажется, что история остановилась, это один из базовых принципов, которыми развлекают посетителя. Не то, что бы я этого принципа не знал в период отношений с Летицией. Но я его игнорировал, будучи персоналистом. Довольствовался тем образом, который она мне предложила. С какой стати мне было подвергать его сомнению? Для этого есть профессионалы паранойи, для которых и в корпорации имелась специальная должность. Мистер Фрост истолковал бы этот негромкий крик души по-своему, а я понял просто. На «первом уровне». Что Летиция имеет в виду существование, которое наступило после катастрофы ее Большой и Последней Любви, воплощенной в Поленове, взявшем себе в жены не ее, а 19-летнюю девчонку. Можно понять. Из бури страстей выбросило в скуку. Из разделенное™ в одиночество. Специальный момент был и в ретроспективном ударе, нанесенном бывшим любовником, который, сбросив маску, признался в работе на ГБ. Тем самым и экзистанс Летиции оказался «под колпаком». И все это на фоне постепенного скатывания в менопаузу. Суммируя все это, нельзя было не признать, что этой Пенелопе, всецело ушедшей в вязание, ждать некого. Глядя на это ее занятие, которое, созидая, кололо и разрывало нечто «на тонком плане», я предложил ей вариант:
— Ради твоих американских племянников.
— Это? Это все по инерции, — поскольку, мол, племянники выросли, да и не были нужны им свитера на юге США. Это было нужно ей. Род медитации…
Она отложила вязание, и в момент поворота я заметил, что перед моим приходом Летиция снова опоясалась эластичным поясом, который неизменно надевала на работу; да, плоть грустна, подумал я, ну и что? Еще я подумал, что визиты мои для нее, возможно, слишком трудоемки. Тем не менее, я воскликнул, как бы спохватываясь, что забыл о самом главном аргументе в пользу бытия: