Пробыв в Кагосиме всего один, хотя и чрезвычайно насыщенный день («много ли надо, чтобы высадить на берег одного человека?» — смекнули местные сторонники теории заговоров), Николай и Георг отправились дальше. «Память Азова» бросил якорь в порту Кобэ, и 27 апреля (9 мая) русские прибыли в древнюю императорскую столицу — Киото.
Бегло посмотрев в первые два дня на местные достопримечательности, 11 мая по принятому в Японии европейскому летосчислению утомленные путешественники отправились в маленький городок Оцу, отделенный от Киото высоким холмом. Хотя между Киото и Оцу уже действовала железная дорога, принцев покатили на рикшах. В итоге путь занял два часа, каждую повозку приходилось толкать вдвоем вверх, а потом придерживать при спуске вниз с холма. Добравшись, наконец, до Оцу, путники пересели на небольшой катер, совершили круиз по крупнейшему в Японии озеру Бива и посетили буддийский храм Мии-дэра, с территории которого открывался чудесный вид на озеро. Оба оставались совершенно спокойны, благостны и ничего не подозревали о том, что события, которые чрезвычайно дорого обойдутся будущему русскому царю, уже начались.
Для оцепления по маршруту следования высочайших гостей в Оцу стянули с окрестностей все имевшиеся в наличии силы защиты правопорядка. Одним из рядовых, охранявших порядок в пути, стал полицейский по имени Цуда Сандзо (русские газеты на следующий день передадут его должностной статус как «японский городовой»). Цуда был немолод, ему шел уже тридцать седьмой год, и он служил в армии, когда в 1877 году в Кагосиме случилось восстание Сайго Такамори. Цуда участвовал в его подавлении, несмотря на то, что для него, как и для многих японцев, Сайго продолжал оставаться настоящим героем Реставрации. Но война есть война, приказ есть приказ и, преодолевая серьезный моральный конфликт, будущий полицейский храбро сражался, потерял в боях нескольких товарищей и был ранен сам. Для оправившегося от ранения Цуда Сандзо память о том, что произошло в 1877 году, стала священной и очень личной. И теперь то, что было так дорого и свято для него, грубо и бестрепетно растоптали грязные сапоги чужеземных варваров. Мало того что, как судачили в японском народе, русский принц привез в Кагосиму Сайго, а это, как ни крути, вмешательство во внутренние дела империи, так еще и во время поездки в Оцу русский решил побывать в Мии-дэра! Там, в этом священном месте, стоял (и сейчас стоит, только передвинут чуть выше по склону Миюкиямы) памятник однополчанам Цуда, погибшим в боях с мятежниками Сайго. И вместо того, чтобы отдать им должные почести, эти принцы (в тот момент Цуда еще не знал, кто из двоих Николай) нагло повернулись спиной к монументу и принялись рассматривать озеро Бива и Оцу в подзорные трубы, явно выведывая секреты японской обороны!
Когда в воспаленном воображении ветерана сложилась вся картина чудовищного поведения чужаков, участь русского принца была решена. По мере того как свита на рикшах спускалась в город, полицейское оцепление позади сворачивалось, «японские городовые» быстро перебегали вперед и снова занимали свои места по пути следования кортежа на расстоянии 18 метров друг от друга.
Спустившись в Оцу, Николай и Георг отправились на завтрак в дом губернатора. Там, на выставке-ярмарке местных производителей, греческий принц купил себе красивую и прочную бамбуковую трость, после чего гостей снова посадили на рикш и повезли обратно — в Киото. Цуда Сандзо к тому времени уже узнал порядок следования кортежа. Нужный ему человек — цесаревич Николай ехал в пятой по счету коляске, Георг — в шестой, родственник императора Мэйдзи принц Арисугава — в седьмой, но это уже не имело значения. Цуда интересовал только номер пятый. О том, что произошло дальше, оставил запись в своем дневнике сам Николай Александрович: «Мы… повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблею: в обеих руках. Я только крикнул: “Что тебе?” И выпрыгнул через дженрикшу на мостовую; увидев, что урод направляется на меня и что его никто не останавливает, я бросился бежать по улице, придерживая кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны. Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джоржи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским. Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было кончено: Джоржи — мой спаситель — одним ударом своей палки повалил мерзавца; и, когда я подходил к нему, наши дженрикши и несколько полицейских тащили того за ноги; один из них хватил его же саблей по шее»{8}.