Он вспомнил, что был убежден, будто на раковине осталась электрическая зубная щетка Лидии, долго искал собственную и в конце концов воспользовался запасной, для самолета. Несколько дней спустя сообразил, что это все-таки его щетка, но опознал ее только в сравнении со щеткой жены. Забеспокоился, что это в некотором роде символично. Кто он без Лидии? Без ее мыслей и одежды, ее еды и друзей. Ее представлений о времени и пространстве. Кем он мог бы быть, если бы следовал собственным схемам и ритмам? Сколько времени уйдет на то, чтобы стать чем-то, не связанным с ней? И что из него тогда получится? Знать этого Левин не хотел. Но у него не было выбора. Если он что-то и знал, так это то, что дни продолжают идти один за другим, независимо от того, готов ты к ним или нет.
Он начал позже ложиться. Лидия обычно вставала в пять утра, и без нее Левин обнаружил, что его организм склонен спать до семи, а потом до восьми, пока однажды не проснулся без четверти девять, к последнему снегопаду на террасе. До сих пор он был любителем горячих завтраков. А теперь, надев сапоги и пальто, шел через площадь в кофейню «Третий рельс», где заказывал большой макиато. Иногда по дороге домой захватывал луковый бейгл и поджаривал его в тостере ко второй чашке кофе, которую готовил в кофемашине около одиннадцати утра. Иногда покупал чернику. Потом возился в студии, перебирая старый материал и обдумывая следующий альбом. И в любое время мог поставить один из своих виниловых дисков.
В марте Левин убрал вещи Лидии в нижний ящик комода и разложил свои туалетные принадлежности на самой удобной полке. Стал заполнять посудомоечную машину по собственному разумению, перестав мысленно прислушиваться к замечаниям жены. Разрешил Ригби спать рядом с собой на кровати. Посмотрел по телевизору, как Джеймс Хорнер и Ханс Циммер проиграли в оскаровской номинации «Лучший саундтрек». Все это не сделало его счастливее. Совсем наоборот. Он беспокоился, что Вселенная вдруг сделалась какой-то рыхлой. Стоит ему протянуть палец и ткнуть ее в каком-нибудь месте, и она дрогнет. Если жизнь непознаваема и являет собой просто танец невидимых сил, то, конечно, неважно, что произошло между ним и Лидией. Но это важно. Он знал, что это важно. И если это сон, ему хочется знать, когда он закончится.
Может быть, он закончится, если Левин поедет к Лидии. Но это единственное, что ему не дозволено. Чего он не может сделать. Надо всем этим он и размышлял, наблюдая за Элайас, сидевшей напротив Марины Абрамович.
Элайас встала почти через час. Левин медленно провел рукой по лицу и глазам, вздохнул, воспользовавшись секундным уединением. Ему и хотелось, и не хотелось, чтобы Элайас его увидела. Когда он отнял руку и огляделся, ее уже не было.
На третий день совместного наблюдения за Мариной Абрамович Левин пригласил Джейн выпить после закрытия музея. Она предложила бар в своем отеле.
— Если я не слишком навязываюсь. Мне просто хочется посидеть там, но кажется странным делать это в одиночку. И еще я хочу поставить вас в известность: я замужем. То есть, вообще-то, я вдова, но совсем недавно. Я почувствовала необходимость сообщить вам об этом.
— Прекрасный отель, — сказал Левин, удивленный тем, что она здесь остановилась. — Вы знаете, что он принадлежит Роберту Де Ниро?
Джейн знала, но лишь с тех пор, как зарегистрировалась. Она не помнила, почему забронировала именно эту гостиницу. После смерти Карла незначительные решения сделались для нее загадкой. Как будто какая-то часть ее сознания жила своей жизнью, не ставя в известность хозяйку.
Они доехали на метро до Канал-стрит и прошли несколько кварталов по направлению к Гудзону. Левин больше не спрашивал новую знакомую о ее личных обстоятельствах, но теперь отчетливо различал на ней ярлычок «вдова». Было бы проще, думал он, если бы у него тоже имелся такой ярлычок. «Отступник». «Трус». «Понесший утрату». «Брошенный». «Бросивший». Любое описание его положения, кажется, требует целого абзаца. Дискуссии. Фуги.
Иногда с последующим silenzio. Или crescendo[11].
11
Silenzio (