Она ожидала, что кто-нибудь объяснит ей что происходит. Но все молчали и она, отложив лепешку, которую собиралась съесть, набралась духа и спросила:
— Что я могу сделать, чтобы помочь своим родителям?
Шинью закрыл газету.
— А… — сказал он. — Хороший вопрос. А что ты можешь сделать?
Он отодвинул тарелку.
— Я поспрашиваю сегодня в городе о твоих родителях и, если смогу, то передам им сообщение.
— Сообщение! — в горле у Голди образовался комок. — Скажи им… скажи…
Она не могла закончить фразу, но Шинью, кажется, понял, что она хочет сказать. Он кивнул.
— Позже я тебе скажу, получилось или нет.
— Тебе следует быть поосторожнее, Шинью, — сказал херро Дан. — Там повсюду Хранители и ополченцы. Не рискуй попусту.
— Пффф… Послушайте его! — воскликнула Ольга Чаволга — Жизнь уже сама по себе риск. Дыхание — риск. Неужели ты забыл? Неужели Шинью нужен кто-то, кто следил бы за ним как за ребенком?
— Я сказал попусту! Это совсем другое и ты знаешь это!
Шинью улыбнулся уголком рта. Он неловко поклонился херро Дану:
— Я буду осторожен, — сказал он. А затем поклонился Ольге Чаволге: — Но не слишком.
И только после того как он ушел, Голди поняла, что он не ответил на ее вопрос.
— А теперь, дитя, — сказала Ольга Чаволга, вытирая руки о салфетку, — хватит сидеть просто так. Пора тебе узнать кое-что о музее. Тоудспит и я отведем тебя к Гарри Маунту.
Гарри Маунт оказался лестницей. Но это была не простая лестница, к которым привыкла Голди. Снизу казалось, что она изгибалась под немыслимыми углами, опираясь иногда на стену, а иногда просто выписывая в воздухе виток и раскачиваясь, прежде чем вернуться в нормальное положение.
Бру лежал на самой первой ступеньке. Над ним на перилах сидела Морг. Когда маленький песик увидел Голди, он подбежал к ней и запрыгал вокруг, яростно виляя хвостом. Голди поколебалась, но потом нагнулась и погладила его по голове.
— Идем, — позвала Ольга Чаволга. — Гарри Маунт нас ждать не будет.
— А куда мы идем? — спросила Голди.
— Увидишь, дитя.
Никто не проронил ни слова, пока они поднимались по лестнице. Они проходили двери в стенах и огромные галереи, покрытые паутиной. С каждым шагом вокруг вздымались облачка пыли. Несколько раз девочка думала, что они уже пришли, но затем, после очередного поворота, Голди видела, что ступени идут все выше и выше, становясь все круче и круче, и растворяются в дымке.
Вскоре она запыхалась. Тогда они остановилась на площадке, и она села со вздохом облегчения. Тоудспит и Ольга сели на ступеньки чуть выше нее.
Они просидели так минуту или две, когда произошло очередное изменение. Не говоря ни слова, Ольга Чаволга и Тоудспит встали и пошли дальше по лестнице. Голди мрачно посмотрела им вслед.
«Почему они ничего мне не говорят…»
И пошла следом.
Она не успела уйти далеко, как голос в голове прошептал:
Не верь своим глазам.
Что?
Не верь глазам!
Что это значит? Голди посмотрела на ступеньки. С ними, казалось, все было в порядке. Она закрыла глаза…
И остановилась.
— Что такое, дитя? — спросила Ольга Чаволга.
Голди знала, что если она ошибается, то Тоудспит будет издеваться над ней. Поэтому она повернулась к нему спиной и спросила:
— Вы не чувствуете ничего необычного?
— Все в этом музее необычно, — сказала Ольга Чаволга.
Голди закусила губу.
— Ну… Выглядит так, словно мы поднимаемся по Гарри Маунту. Но когда я закрываю глаза, то я не чувствую этого. Я чувствую, словно мы спускаемся!
Женщина ободряюще кивнула и повернулась к Тоудспиту.
— Она чувствует.
Тоудспит выглядел недовольным. Словно он надеялся что Голди не почувствует ничего.
— Это какое-то изменчивое чувство, — сказала Голди. — Что это? Что оно значит?
Вместо ответа Ольга Чаволга спросила:
— Ты умеешь свистеть, дитя?
Голди кивнула. Женщина достала из кармана большой платок. Он был весь в блестках и узелках по углам и по краям, и Ольга Чаволга развязала самый маленький.
Немедленно, казалось бы изниоткуда, подул слабый ветерок. Он коснулся волос Голди и растрепал перья Морг. Ольга Чаволга сложила губы и просвистела три ноты. Ветер стих, но пыль на ступеньках перед ними взметнулась в воздух.