— Идем, Бру, — позвал Тоудспит. — Нельзя оставлять ворота открытыми слишком долго.
Бру не пошевелился. Он стоял по ту сторону ворот и, казалось, каждая шерстинка на его загривке встала дыбом.
— Тогда мы идем без тебя! — сказал Тоудспит.
Песик не шелохнулся.
— Ну и оставайся здесь, — махнул рукой мальчик, — мне все равно.
Дети прикрыли ворота и упали в траву. Сердце Голди громко билось в груди. Как подобное место может быть комнатой? Как оно может находиться внутри музея? Было такое чувство, словно она попала совсем в другую страну. Насколько она могла видеть, здесь не было потолка, а небо было бледное и далекое. Высоко над ее головой в небе летала дюжина зловещих черных фигур, похожих на клочки пепла.
— Смотри! — прошептал Тоудспит, указывая на них. — Слотерберды!
Голди услышала тонкий визг и повернула голову. Грязные Ворота были не более чем тенью в траве за ее спиной. Она смогла только различить одно из отверстий и голову Бру, торчавшую из него. Она понадеялась, что он решил пойти за ними. Но вместо этого он лег с той стороны и положил голову на лапы.
— Он не пойдет дальше, — прошептал Тоудспит. — Нет смысла ждать его.
Он взял пригоршню грязи и размазал ее по рукам и лицу. Дрожащими руками Голди повторила его действия.
Двое детей поползли к далекому лагерю.
Прежде чем они добрались до палаток, Голди почувствовала запах дыма, нечистот, пива, крови, навоза и сотни других вещей, которым она не знала названия. Она в отвращении поморщилась. Краем глаза она видела, как морщиться Тоудспит. Она про себя рассмеялась. Это придало ей храбрости, и, когда они наконец добрались до края лагеря, она выглядывала из траву уже с любопытством.
Прямо перед ней земля была вытоптана и покрыта грязью. Словно здесь всю ночь носилось какое-то бешеное животное. Стояли палатки и старомодные повозки, словно сошедшие со страниц учебника истории. На огромных колесах покоились уродливые пушки. Между ними, в грязи, бродили быки, козы, куры и свиньи.
Рядом с палатками камнями были выложены кострища. Над каждым кострищем на железном крюке висело по котелку. Но не были и следа солдат. Если не считать медленных перемещений животных и кудахтанья кур, то лагерь был спокоен.
Тоудспит приложил палец к губам и немного подался назад. Голди последовала за ним, размышляя о животных, птицах, голой земле и о том, как ее пересечь.
— Здесь нет лошадей, — прошептал Тоудспит. — Они, должно быть, дерутся где-то. Нам повезло. Мы сможем обыскать лагерь, прежде чем они вернуться.
— Нам надо быть осторожными, — возразила Голди, — они могли оставить несколько…
Она замолчала. К ним направлялись чьи-то шаги.
— …часовых — шепотом закончила она.
Она распласталась по земле. Рядом лежал Тоудспит. Шаги приближались к ним, решительные и жестокие. Левой, правой, левой, правой, левой, правой. Трава всколыхнулась. Сердце Голди забилось еще сильнее.
ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ, ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ, ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ. На секунду показалось, что часовые пройдут прямо по ним. Но вместо этого они прошли совсем рядом, по краю вытоптанной земли, отмечающей границы лагеря.
Голди лежала еще очень долго после того, как они ушли. Она подвернула ногу и не знала, может ли теперь идти. Но Тоудспит встал и, низко пригнувшись, пересек открытое место и упал на землю, укрывшись под повозкой. Девочке пришлось последовать за ним.
Было что-то странное в том, чтобы пробираться через покинутый лагерь. От костров поднимались струйки дыма, словно они горели совсем недавно. Над котлами вились мухи. Быки били копытами и поворачивали к детям головы.
Перебираясь от повозки к повозке, Голди буквально чесалась от знания, что часовые могут вернуться в любой момент. Она пыталась убедить себя в том, что это война из далекого прошлого. Что она уже закончилась и солдаты не причинят ей вреда… Но лагерь был настоящим. Мухи садились на ее лицо и руки. Под ногами расползалась грязь. Над ней в танце смерти вились слотерберды.
Большинство палаток были открыты, и дети видели, что там никого нет. Но чем ближе они подходили к центру лагеря, тем больше становилось закрытых. Никто из детей не осмелился откинуть полог и заглянуть внутрь какой-нибудь из них. Поэтому они тщательно прислушивались к происходящему внутри. Не доносилось ни звука.
Бесшумно они пробирались вперед. Солнце припекало макушки. Вокруг вились комары, и приходилось постоянно отмахиваться от них.