Тоудспит вскинул голову.
— Это не мы подвергаем всех опасности! — он смотрел на Хранителя Вирту и Командующего. — Это вы! Вы убийцы! Все вы! И если вы не уйдете из музея, то в Джуэле произойдут гораздо более худшие вещи, чем пурпурная лихорадка!
Командующий, казалось, не слышал его.
— Здесь двое детей, — громко сказал он. — Они преступники. И, очевидно, они повредились разумом.
— Мы не тронулись! — крикнула Голди. — Мы хотим предупредить ва…
В этот момент под ее рукой что-то дрогнуло. Она в испуге отпрянула. Голова Бру слегка оторвалась от пола, и опустилась вновь.
Сердце Голди чуть не выпрыгнуло из груди.
— Он жив! — прошептала она. По крайней мере, она хотела сделать это шепотом, но в возбуждении чуть не кричала. — Шинью, Тоудспит! Он живой!
На долю секунды в комнате повисла испуганная тишина… А потом буквально взорвалась. Газетчики и Благословенные Хранители давили друг друга, стараясь поскорее выбежать наружу. Ополченцы выкрикивали команды.
— Чудовище живо!
— Быстро прикончите его! Не упустите этого шанса!
— Засадите ему пулю в голову!
Тодуспит закрыл собой Бру.
— Оставьте его в покое! — крикнул он. — Если вы тронете его, я убью вас!
— Кто-нибудь! Уберите мальчишку! — крикнул лейтенант-маршал.
Тоудспит пинался и дрался, но ополченцы скрутили его как младенца. Затем они взяли Голди и отнесли ее в сторону.
С Шинью так же просто не вышло. Широко расставив ноги, он встал над Бру.
— Это, — крикнул он, — последний живой бриззлхаунд! Если вы убьете его, то приведете в движение ужасные силы. Вы обречете город и всех его жителей на гибель!
Командующий запрокинул голову и расхохотался.
— Последний живой бриззлхаунд? В таком случае мы не просто убьем его. Надо сделать из него чучело и выставить в Муниципалитете!
Голди почувствовала как в ней нарастает злость.
— Я ненавижу тебя! — сказала она, сквозь стиснутые зубы. — Я тебя ненавижу!
Командующий опять рассмеялся. Ополченцы подняли ружья и навели их на Бру. Голди зажмурилась, не в силах смотреть.
Но прежде чем ополченцы успели выстрелить, воздух содрогнулся. Паркет затрясся, а Голли распахнула глаза. Газовые лампы мигнули так, что на мгновение девочка подумала, что они погаснут. Но медленно — очень медленно — они снова засветились.
«Хорошо», — подумала Голди. — «ТАКОЕ должны заметить все!»
Она оказалась права. Ополченцы ошеломленно переглядывались. Газетчики и Благословенные Хранители возбужденно переговаривались.
— Ваша честь, — с мрачным лицом сказал Шинью, — вы должны прекратить это. Вы должны покинуть музей, и дать мне позаботиться о бриззлхаунде, или мы все погибнем.
На мгновение, Голди подумала, что Командующий его слушал. Но потом он улыбнулся и повернулся к газетчикам.
— Небольшое землетрясение и ничего кроме! Скажите читателям, что бояться нечего.
Он повернулся к ополченцам.
— А что касается бриззлхаунда, возможно, он нам будет полезен живым. Пока, по крайней мере. Свяжите его, прежде чем он придет в себя, и привяжите к ограде у моего старого кабинета. Завтра мы устроим публичную казнь.
Шинью снова начал протестовать, но Командующий перебил его.
— Уведите этого человека, — сказал он, — заприте его так, чтобы он не мог сеять свой вздор. Отведите его на самый нижний уровень Дома Покаяния.
Группа ополченцев бросилась на Шинью и схватила его. Он боролся. Его лицо перекосилось от ярости и отчаяния, но они связали его, заткнули рот и унесли. Голди видела, как одни из ополченцев поднял его арфу и понес следом, словно беспокойный трофей.
Оставшиеся ополченцы подняли ружья и снова навели их на Бру. Несколько Благословенных Хранителей с веревками выступили вперед.
— Свяжите чудовище покрепче! — сказал Командующий. — А особенно челюсти, чтобы он не мог кусаться. Если попытается сбежать — пристрелите.
— Нет! — крикнула Голди. — Как ты смеешь!
— А что делать с этими детьми, ваша честь? — спросил лейтенант-маршал.
Голди бросила взгляд на Тоудспита. Она чувствовала исходящий от него гнев, который перекликался с ее собственным.
— Ах да, дети! — Командующий повысил голос, чтобы все могли его слышать — Дамы и господа. Эти дети могут быть преступниками, могут быть умственно больны, но мы все еще отвечаем за них. Мои Благословенные Хранители присмотрят за ними как за собственными детьми. Да смягчат Семь Богов их израненные души.
Хранители в толпе одобрительно заговорили. Газетчики и ополченцы согнули пальцы.