Выбрать главу

Однако поэта не оставляла надежда на изменение своей участи, на скорое освобождение из ссылки. Поэт выразил эту надежду в стихотворении «19 октября 1825 г.»:

...пируйте, о друзья! Предчувствую отрадное свиданье; Запомните ж поэта предсказанье: Промчится год, и с вами снова я, Исполнится завет моих мечтаний; Промчится год, и я явлюся к вам! О сколько слез и сколько восклицаний, И сколько чаш, подъятых к небесам!

А пока что в ожидании «погоды» Пушкин не сидел сложа руки. Несмотря на частые приступы хандры и тоски, рождаемые неопределенностью положения, опальный поэт интенсивно работал.

«Я МОГУ ТВОРИТЬ...»

Никогда еще ранее Пушкин не творил так вдохновенно и много, как в пору михайловской ссылки. Творчество его в этот период не только необычайно продуктивно, но и отмечено печатью гениальности.

В созданном в этот период стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» поэт выразил мысль о том, что лишь свобода сопутствует рождению настоящего поэта, и подчеркнул роль поэтического вдохновения в своей жизни, в частности в период пребывания в псковской деревне:

Какой-то демон обладал Моими играми, досугом; За мной повсюду он летал, Мне звуки дивные шептал, И тяжким, пламенным недугом Была полна моя глава; В ней грезы чудные рождались; В размеры стройные стекались Мои послушные слова И звонкой рифмой замыкались.

Этим «демоном» ссыльного поэта была поэзия, напряженный поэтический труд. По его признанию (в «Евгении Онегине»), он в это время «бредит» рифмами и «рифмами томим».

В Михайловском, по выражению поэта, «в строгом уединении, вдали охлаждающего света», он пристально приглядывался к окружающей действительности. Здесь он полюбил северную природу. Все это придало поэту новые творческие силы.

В июле 1825 года он писал Вяземскому: «...я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию!» Эти слова, сказанные Пушкиным по поводу работы над «Борисом Годуновым», можно отнести ко всему михайловскому периоду его творчества — это был литературный подвиг, сделавший его глубоко национальным поэтом, родоначальником новой, реалистической литературы. И действительно, окончив в Михайловском последнюю поэму из романтического цикла «Цыганы», Пушкин создал потом десятки глубоко реалистических произведений.

Друзья радовались успехам поэта. К. Ф. Рылеев писал ему в Михайловское: «Ты идешь шагами великана и радуешь истинно русские сердца».

В период ссылки Пушкин со всей тщательностью и требовательностью к своему таланту подготовил книгу «Стихотворения Александра Пушкина». Книга разошлась с невиданной для того времени быстротой, — она вышла в свет 30 декабря 1825 года, а уже 27 февраля 1826 года П. А. Плетнев, поверенный ссыльного поэта по издательским делам, писал ему в Михайловское: «„Стихотворений Александра Пушкина“ у меня уже нет ни одного экземпляра, с чем его и поздравляю. Важнее того, что между книгопродавцами началась война, когда они узнали, что больше от меня нечего получить».

И. И. Пущин, посетивший Пушкина в Михайловском, тоже рассказал ему о его популярности, о том, что «читающая наша публика благодарит его за всякий литературный подарок, что стихи его приобрели народность во всей России».

Выдающимся «литературным подарком» и «в высшей степени народным произведением», по словам В. Г. Белинского, явился гениальный роман в стихах «Евгений Онегин», центральные главы которого, с конца третьей по начало седьмой, поэт писал в Михайловском. Уже в первые недели ссылки в письме к В. Ф. Вяземской поэт признавался, что находится «в наилучших условиях», чтобы закончить свой роман в стихах. Этими наилучшими условиями было не только уединение, способствовавшее его поэтическому труду, но и непосредственная близость к помещичьему и крестьянскому быту, к родной русской природе, к русскому народу с его высокопоэтичным фольклором. И не случайно в созданных в Михайловском «деревенских» главах «Евгения Онегина» так много поэтических зарисовок здешнего быта, здешнего пейзажа, причем при всей, казалось бы, конкретности и близости их к данному месту всегда чувствуется их общерусская широта и типичность.