Марья Спиридоновна сделала паузу.
– Она сказала, что скорей всего это не историческая реликвия, а поделка времен нэпа, ширпотреб… И…
– Что? – нетерпеливо спросил Иван.
– И льву это не понравилось! – выпалила Марья Спиридоновна.
– Как это?!
– Не знаю. Я не хочу углубляться в подробности. Но через два дня мужа Ольги Самсоновны арестовали. А вскоре и ее сослали в Казахстан как члена семьи изменника Родины…
– Вы думаете, из-за перстня? – не выдержал Иван.
– Не знаю. Мало ли в те годы людей арестовывали. Но мне казалось, что лев как-то повлиял… Хотя говорить об этом я не могла! И не говорила. Но потом как-то мне захотелось надеть его на палец…
Марья Спиридоновна вновь замолчала.
– И что?
– И я надела. А он вцепился в руку, и я не могла его снять!
Пожилая женщина разволновалась, на лице ее проявились красные пятна.
– Слесарь пытался распилить, но только порезал мне палец и сломал ножовку, а на нем даже не осталось царапин! Этот кошмар длился два дня, я чуть не сошла с ума! – она повысила голос. – А потом по какому-то наитию я пошла в церковь. И он сразу спал с руки…
Мария Спиридоновна замолчала и поднялась.
– Я согласилась на эту встречу, чтобы вас предостеречь. Юноша, убери подальше эту ужасную вещь и никогда ее не трогай! Вот тебе мой совет!
Киндяев получил выговор за нарушение правил пожарной безопасности, что выразилось в курении на рабочем месте, результатом чего стала производственная травма. Рука у Николая Петровича действительно распухла, и он, проклиная перстень, Наталью Ивановну, профсоюз и музей в целом, ушел на бюллетень. Трофимов остался один, и надо сказать, что это напоминало ему заточение в каземате Петропавловской крепости.
Выпросив у Железной Наты казенный «Зорький» и ввинтив под объектив удлинительные кольца, Иван извел целую пленку, фотографируя перстень во всех ракурсах. Потом самолично проявил пленку и отпечатал снимки. Вышли довольно приличные крупные планы, правда, с высокой зернистостью, но все детали можно было хорошо рассмотреть. Самое главное, ему удалось добиться четкой фиксации надписей. Правда, вязь на внутренней поверхности обода получилась деформированной, но он скопировал ее карандашом на листке бумаги, так что можно было прочитать ее довольно точно.
А утром следующего дня он уже накручивал диск тяжелого черного телефона, стоящего в кабинете заведующей отделом. Железная Ната, держа в морщинистых пальцах фотографии перстня, испытующе смотрела поверх круглых железных очков на молодого, но прыткого сотрудника, который попросился сделать очень важный служебный звонок.
– Здравствуйте, уважаемый Порфирий Степанович. Это младший научный сотрудник Иван Трофимов из Эрмитажа вас беспокоит. Если помните, я был вашим дипломником… О, спасибо, профессор, мне очень приятно это слышать. Я к вам с большой просьбой. Я изучаю объект хранения, которому уже полторы тысячи лет. А на нем имеется надпись, которую мы никак не можем не только перевести, но даже отнести к какому-то языку… Да, да! Вы были совершенно правы, когда говорили, что историк, искусствовед просто обязан знать несколько мертвых языков. Но вот так получается, что пока не столкнешься… Когда? Конечно, успею. Я отпрошусь с работы и прямо сейчас побегу…
– Можно ненадолго отлучиться, Наталья Ивановна?
Он бросил вопрошающий взгляд на строгую начальницу. Та с сомнением пожевала узкими бесцветными губами. Рвение молодого сотрудника, конечно, похвально. Но все-таки рабочее время есть рабочее время. А служебная дисциплина есть служебная дисциплина. Могут ли непонятные надписи на объекте хранения перевесить эти истины?
– Вы уже ходили к Марье Спиридоновне. И какой результат? Ничего толкового она вам не рассказала. А то, что у нее этот перстень застрял на пальце, так это мы все знаем. Но научного значения этот факт, увы, не имеет!
– Но Порфирий Степанович – светило науки, он наверняка сообщит что-нибудь полезное, – возразил Трофимов. Подробности визита к старой сотруднице он начальнице не сообщил и сейчас понял, что поступил правильно.
– Подождите, подождите… Это который Порфирий Степанович? – вдруг насторожилась Силуянова.
– Профессор Сомов… – Иван не успел договорить.
– Неужели?! – воскликнула Железная Ната. – И он вас примет? Вот так сразу?
– Ну… Да… Я был у него дипломником. И вообще, мы почти друзья…