Когда столь многое в его жизни рухнуло, она осталась рядом и поддержала его. Они встречались уже несколько месяцев, когда его родители расстались и он с матерью переехал из особняка в квартиру, обставленную мебелью из «Икеи». Анна-Катрин, кажется, чувствовала, что их отношения окрепли под гнетом его проблем, они вместе прошли выпавшие ему испытания, и она стала все чаще проводить ночи в его квартире, на узком матрасе, постеленном поверх синей фанерной рамы. Это было еще до того, как они поселились в доме с мансардой. К стенам квартиры были пришпилены плакаты, она запомнила «Человека дождя» с Дастином Хоффманом. Они прекрасно подходили друг другу по темпераменту, считает он. Если у него эмоции зашкаливали, то она, как правило, сохраняла сосредоточенное спокойствие. «Мир мог рушиться вокруг нее, – говорит Брайтвизер, – но она неизменно оставалась безмятежной».
В карьерном плане оба пытались себя реализовать. Анна-Катрин училась на медсестру, Брайтвизер поступил на юриспруденцию в Страсбургский университет. Он бросил спустя семестр, а Анна-Катрин провалила экзамен на медсестру и устроилась работать санитаркой, в чьи обязанности входит выносить судно и убирать мусор.
Как-то поздней весной 1994 года, на выходных, они отправились в эльзасскую деревню под названием Танн, местечко, где немногочисленные покосившиеся от старости домишки столпились вокруг готической церкви со стремительно уносящейся к небу каменной колокольней. Местный музей устроен там в реконструированном амбаре шестнадцатого века. Оказавшись с Анной-Катрин на втором этаже, Брайтвизер ощутил, что его взгляд так и притягивает одна витрина, и по телу прокатилось чувство, будоражащее сердце, – coup de cœur.
В витрине лежал кремневый пистолет начала восемнадцатого века, с рукоятью, отделанной резным орехом, и серебряными узорами на дуле и цевье. Первой мыслью промелькнуло, что пора уже обзавестись чем-нибудь в этом роде. У его отца имелись кремневые пистолеты. Отец знал, что это его любимые экспонаты в семейной коллекции. Но он не видел ни одного из них с того дня, как отец собрал вещи и ушел. Брайтвизер уже пытался возместить некоторые предметы из коллекции отца, хотел купить нечто подобное на местных аукционах, однако его неизменно обходили дельцы с туго набитыми кошельками. А после они же выставляли покупки в своих лавках, десятикратно увеличив цену. «Это просто неприлично», – говорит Брайтвизер.
Он долго глазел на тот пистолет. А потом ему расхотелось на него просто смотреть. Захотелось взять его домой. Этот пистолет, шепнул он Анне-Катрин, старше и красивее тех, что были в коллекции отца. «Это будет окончательное „да пошел ты“ моему папаше». Отношения Анны-Катрин с собственными родителями были теплыми, однако она сопереживала озлобленности Брайтвизера в отношении его отца. Она успела с ним познакомиться, однако они, по словам Брайтвизера, не поладили; его папаша, говорит он, проявил себя снобом, с презрением отнесшись к скромному происхождению Анны-Катрин.
На съемной панели витрины с пистолетом, показал Брайтвизер Анне-Катрин, не было замка. Прошло уже три года с тех пор, как он после окончания школы работал охранником в музее, но глаз продолжал оставаться чувствительным к подобным деталям. Вокруг не было посетителей, не было ни сигнализации, ни камер, ни охраны. Единственный работник музея, студент на каникулах, дежурил на первом этаже. У Брайтвизера в тот день был с собой рюкзак, маленький школьный рюкзачок, однако, как он рассудил, достаточно вместительный.
Ответ Анны-Катрин, говорит Брайтвизер, обозначил точку невозврата. Им обоим было по двадцать два года. На момент знакомства с Анной-Катрин Брайтвизер успел проявить себя как мелкий правонарушитель: магазинные кражи и нападения на полицейских. У Анны-Катрин никогда не было никаких трений с законом, однако это не означает, что его поведение внушало ей сомнения.