— Илья, пан или пропал — поеду в город. К тебе просьба: найди гиляков, которые нашли убитого князя! Хорошо? Приведи их завтра в дом к Васильеву. Не найдешь этих гиляков, приведи двух-трех других. Сделаешь? Илья посматривал на младшего брата:
— Если хочешь сунуть голову в петлю, то незачем ехать так далеко. Вон дуб с крепкими ветками. Можешь и на поперечной балке в амбаре. Если хошь, я поеду с тобой. Аким и Ефим собирались съездить, им что-то купить надо.
— Ничего им не надо. Спасибо, брат. Сам в это влез, сам и выплыву, если удастся. Преодолевая усталость, он взял седло, пошел под навес. Буян, завидев его с седлом, заржал жалобно, пытался отступить, но узда не пустила.
— Прости, — сказал Данила. — Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Возможно, завтра у тебя будет другой хозяин…
Поздно ночью Васильев услышал осторожный стук в окно. Кивнув сыновьям, чтоб не дремали, на цыпочках прокрался к окну, спросил негромко:
— Кого носит в такую пору? После паузы, вызванной топотом конских копыт на улице, тихий голос ответил:
— Это я, Данила Ковалев. Мне нужно поговорить с тобой. Васильев отворил окно, Данила ввалился в комнату. В полутьме услышали его шепот:
— Света пока не зажигайте. Коня я оставил за сараями, пусть кто-нибудь спрячет. Васильев покосился на сыновей, один тут же выскользнул за дверь. Второй подбросил дров в жарко полыхающую печь, но Данила видел, что парень не спускает с него глаз, и в руках у него постоянно то тяжелая кочерга, то огромный нож, которым он тешет лучину.
— Я знаю, что обо мне думают, — проговорил Данила быстро, — но я не убивал князя. Утром я отдамся в руки пристава, но хочу, чтоб меня сперва выслушали, не повязали, не дав рта раскрыть.
— Чайку попьешь? — спросил Васильев.
— И поел бы малость, — признался Данила. — Качает от усталости. Но сперва просьба! Ты мог бы завтра собрать у себя Ворошило, Ген Дашена и Дьякова? Еще обязательно пристава и отца Павла. Скажи, что я предлагаю всем закончить эту торговую войну. Если не получится, бросаю торговлю. Васильев покачал головой:
— Опоздал, брат. Завтра ты расстанешься не только с торговлей. Пригласить я, конечно, могу. И повод серьезный. Вчера городские торговцы избрали меня главой местного купечества! Созову народ на пьянку. Ворошило явится точно, но Ген Дашен не придет.
— Скажи, я зову. Поговорим, потом отдамся в руки пристава. Пусть только выслушают. Васильев посматривал с сомнением, но в лице проступило уважение. Прав ли, не прав этот таежный купец, но партнер он стойкий, надежный. Даже сейчас, прижатый к стене, как медведь рогатинами, отбиваясь от остервенелой своры собак, отваги не теряет!
— Придет и Ген, — сказал Васильев. — Не часто такой цирк увидишь! Все придут, обещаю. К обеду вряд ли поспеют, но к ужину будут.
11 глава Все хорошо, что хорошо кончается
Утром Васильев сообщил, что труднее всего было уладить дело с приставом. Тот рвался арестовать сразу, пришлось дать честное слово, что Данила Ковалев и так под арестом у сыновей Васильева, но передадут его властям только вечером. Дескать, Ковалев хочет чистосердечно признаться перед всем миром, а потом примет любую долю. Гости начали прибывать с полудня. Первыми приехали Илья с тремя гиляками. Васильев отдал их на попечение жены, отправив на заднюю половину. В двух больших комнатах накрыли столы. Из трактира принесли столько, что Данила даже не подозревал о таком разнообразии, видя всегда только гречневую кашу с мясом. На огромном блюде лежал кабан, начиненный орехами, вокруг на тарелках — тетерки, рябчики, большие блюда с красной рыбой, горы сдобных пирогов и всякая мелочь в глубоких тарелках, вроде отжатого в сливках мяса, оленьих языков, разваренных губ сохатых. Прибыл отец Павел, грузный священник, какие только в этом краю были: огромный, с огненными глазами, разбойного вида, знающий, как Евангелие толковать и как лес расчищать под пашню, умеющий ездить на собаках, посещая дальние приходы. Следом явился Ген Да-
шен, и отец Павел сразу взял нехристя в оборот, доказывая преимущества православия. Ген Дашен вежливо улыбался, кивал. Потом под окнами застучали копыта, будто прибыла целая армия, и вскоре в комнату вошел Ворошило. За ним держались три сына, все такие же крепкие, приземистые. Ворошило выглядел раздраженным, осунувшимся. Глаза ввалились, сверкали из-под мохнатых бровей как горячие угли. Ген Дашен поднял брови, быстро подошел к окну, что-то крикнул. В залу тотчас вошли три китайца. Они поклонились присутствующим, встали под стеной, стараясь никому не мешать. Ворошило нахмурился еще больше, но смолчал. Отец Павел радушно усадил его рядом, под образами, сам поднялся, в несколько быстрых шагов пересек залу. Данила едва успел отскочить от щелочки. Отец Павел закрыл за собой дверь, спросил, как можно больше приглушая громовой голос: