— Никому, — затряс головой гольд с испугом. — Никому!
…Когда пришел первый пароход, Данила, не теряя времени, выплыл навстречу на лодочке. Торговались с ним отчаянно. Он обменял самородок на деньги, набрал товару, а на остальные заказал привести к осени последним пароходом или баркасом. Набрав товара, Данила объявил гольдам, что открывает лавку. К нему потянулись сперва из любопытства, осторожно рассматривали рулоны ситца, мешки с мукой, зерном, скобяные товары, ножи, патроны, седла. Дома хранить товар было тесно. Данила проехался вдоль речки, прикинул. Удобное для склада место отыскалось внизу по течению, всего с полверсты от их поселения, которое назвали Новоха– товкой. Берег был хорош с обеих сторон. По Иману ли поднимутся баркасы или пройдет пароходик по Татибелу, маленькой речушке, спустятся гиляки или орочены на своих лодчонках — всем им с руки пристать к берегу. Данила запросил помощи у родни, но отец отказал наотрез. Братья посматривали хмуро, молчали, но Данила видел в их глазах осуждение. Торгашеством занялся, позорит имя Ковалевых. Озлившись, Данила взял топор и пилу, пошел в лес. Несколько дней пилил и рубил, домой едва приползал. Потом и ночевать стал там же, среди свежеошку– ренных бревен. Если бы не злость на братьев, мог бы бросить на полпути, а так склад рос медленно среди редеющих деревьев, огромный, вместительный, похожий на деревянную крепость. Когда пришло время таскать стропила на крышу, Данила явился в село, поговорил с мужиками. Нехотя — никто не желал ссориться с Захаром Ковалевым и его широкоплечими сыновьями — пришли четверо: заплатил им Данила по-царски. Осталось навесить двери, но это Данила сделал уже сам. Склад был готов. Данила отошел в сторонку, любовно и критически осматривая его со стороны. Огромный высокий амбар из толстых бревен высился на берегу Имана. Высился одиноко, ближайшие деревья Данила срубил на крышу, распилил на дрова. ^ Вечером старик гольд Хотога сидел у него, пил чай. Данила уважительно подливал ему в чашку, подкладывал лучшие куски. Как-никак с его руки превратился в торговца.
— Пошто не ехай в город? — спросил Хотога. — Близка. Татибу перейти, есть брод.
— Что за город? — поинтересовался Данила. — Как называется?
— Не знай. Город, и все. Гольды бывают там мало-мало.
— Пора побывать, — решил Данила. — Как туда добраться?
— Город на берегу Имана. Надо перейти Татибу, дальше прямо и прямо. Утром выйдешь, к вечеру будешь в городе.
— Не близко. Тыща верст — не рукой подать. У нас соседняя деревня была в десяти верстах, так многие за всю жизнь так и не выберутся. Лавки там есть?
— Много, — ответил Хотога.
— Много лавок — дешевле. Не продаст один, зайду к другому. Завтра покажешь дорогу? …Они выехали рано утром, едва небо посветлело. Гольд умело вел через заросли, находил звериные тропы, хорошо протоптанные, широкие. Ветки не мешали, обратно можно провести лошадь с вьюками по бокам. Быстро спустились к слиянию Татибы с Иманом. Увидев реку у самых ног, Данила струхнул: река выглядела такой же широкой, как и сам Иман.
— Не боись, — сказал Хотога. — Где широко, там мелко. Конь испуганно фыркал, вскидывал голову, когда волна начала подниматься выше коленей. Данила тревожился, мели меняются с каждым паводком, гольд мог ошибиться. Реки тут быстрые, враз утащит на десятки верст по течению. На самом глубоком месте коню было по брюхо. Потом конь повеселел, сам начал выбирать дорогу. Гольд отозвался одобрительно.
— Хорош конь! Не собачка, но тоже хорошо. На берегу Хотога остановился:
— Дальше ходи сам. Моя город не любит. Много дома, много людей. Все начальники, все кричи на меня. Данила засмеялся:
— Как хошь. Прямо по берегу, не сворачивать? Хотога не отвечая торопливо выудил из-за пазухи тряпицу. Данила с изумлением смотрел на россыпь золотых зерен размером от гороха до лесного ореха. Гольд протянул ему:
— Бери, Данила. Ты справедливый, все гольды так говори. Ты не обманывай, тоже говори.
— Ну, батя, — сказал ошеломленно Данила,, — ты меня по уши в долги вгонишь.
— Мы помогай, ты помогай. Так?
— Так, — подтвердил Данила. — За меня не сумлевайся. Ковалевы лучше свое отдадут, чем чужое возьмут. Твое золотишко кстати. Я, честно говоря, ехал с пустыми руками. Больше поглазеть. Теперь попробую заказать товару. …Солнце клонилось к закату, когда он подъехал к городу. Река делала крутую петлю, дома стояли в этой петле, будто отгородились от набегов татарской конницы. На самом же деле, как понял Данила, тут когда-то высадились такие же поселенцы, как и его односельчане, соблазнившись на плодородную землю. Однако на радость или на беду деревушка оказалась на перекрестке дорог китайских купцов и русских, именно тут с сопок спускались золотоискатели, охотники, искатели женьшеня. В селе быстро выросли перевалочные склады и заготовительные конторы. Среди местных появились чужие: приказчики, строительные рабочие. На берегу построили пристань, теперь туда могли причаливать не только плоты и баркасы, но даже пароходы. .Выросла церковь, и село не успело опомниться, как уже стало городом, а местное население растворилось в нахлынувшем потоке торгашей, любителей наживы, жулья, искателей счастья и беглых. Усталый конь ожил, когда въехали в город, а по бокам улицы „.побежали бревенчатые домики. Даже мостовая и тротуар были новенькими: начиная от третьего дома проезжая часть выложена стесанными сверху бревнами, а вдоль домов, прикрывая грязь, шли толстые широкие доски. Прохожих было немного. Не сезон. Золотоискатели сойдут с гор осенью, когда пойдет снег и завалит их таежные норы. Тогда тут будет шум, гульба. Город перевернут вверх дном, опустошат запасы трактиров, оставят два-три пуда самородного золота, выбитые стекла в домах, ликующих воров и несколько трупов, чаще всего своих. Города защищаться умеют. Конь фыркнул, ускорил шаг. Он раньше хозяина почуял постоялый двор. Ворота настежь, хотя во дворе пусто, а у коновязи стоит одна понурая лошаденка. Дом большой, двухповерховый. Второй этаж, судя по всему, для приезжих. Из дверей первого тянет запахом жареного мяса и чеснока. Данила привязал коня, поднялся по ступенькам. Он зашел в трактир, велел