— А есть у меня этот дом? — спросила она. В глазах была такая грусть, что Весий не выдержал и отвернулся.
— Теперь будет, — ответил князь. Он помог ей подняться. Затем подсадил в седло. Мируша не выдержала и охнула. Он быстро вскочил в седло позади нее и прижал к себе, страхуя, чтоб она не упала. — Потерпи, моя хорошая. Но до дома нам доехать как-то надо. Придется потерпеть.
— Почему так, князь? Я не понимаю. Почему все так? — прошептала она, закрывая глаза.
— Я не знаю, Мируша.
— И я не знаю. Но я устала, князь. Очень устала, — прошептала Мируша, теряя сознание.
— Потерпи, — он снял с себя шапку и надел ей на голову. Мируша даже не пошевелилась. Только слабое дыхание еще говорило, что она жива.
ВСЕ БУДУТ ЖИВЫ.
— Почему так больно? — спросила Мируша. — Помню. Упала. Потом эти утащить хотели. Надо травы заварить. Больно и неприятно. Пока о себе не позабочусь, никто не позаботится. А если я разговариваю сама с собой и никто не отвечает, значит я одна лежу. Может и хорошо, что так. Никто не прибьет ненароком. Или специально.
— Кто так тебя не любит, Мируша? — услышала она спокойный голос князя.
— А я бы иначе спросила, — она попыталась рассмеяться, но это было больно.
— Кто мне зла не желает? Порой кажется, что таких людей нет.
Она все-таки заставила себя сесть и открыть глаза. Комната поплыла, но Мируша заставила себя вынырнуть из слабости. Князь стоял около печки и чего-то помешивал, как кашу варил. Рубаха в крови. Куртка валялась рядом, как и палаш.
— Уж поверь на слово, но зла я тебе не желаю, — ответил он, снимая с печки ведро.
— Знаю. Ты не желаешь. Других я злю, — Мируша шмыгнула носом. Вытерла его рукой. Посмотрела на нее. — Откуда столько крови?
— Не знаю. Это я тебя спросить хотел. Чего болит?
— Все, — честно ответила она.
— Тогда будем кровь стирать и смотреть, где раны есть, — он подвинул скамью и сел напротив Мируши. Посмотрел на нее. Если Весий и думал, что она глаза отведет, то ошибся. Вместо этого встретил ее прямой взгляд. Смущаться она явно не собиралась. Намочив тряпку в теплой воде, он стал смывать с ее лица кровь. Мируша продолжала наблюдать за ним. — Сейчас хоть стало твое лицо проявляться. А то вся заляпана была. Похоже чужая кровь.
— Тех двух, в шкурах. Перепачкали меня. Но я за них не в обиде, — ответила Мируша. Весий вопросительно посмотрел на нее. — Так не дали замерзнуть. Когда они уже остыли, то я в сознание пришла. А так бы руки и ноги отморозила. Или лицо. Мне этого для полного счастья только не хватало.
— Только ты могла бы назвать это счастливым случаем, — сказал Весий.
— Вся жизнь — это неудачи и удачи. Жива же. Значит удача, — ответила она и зевнула. — У тебя тепло, князь. И лавка широкая.
— Так иногда здесь сплю. Матрас в шкафу лежит.
— Не получается у тебя с Луизой? — спросила она.
— Тебя сейчас это так волнует? — в свою очередь спросил Весий.
— Не знаю. Вы красивая пара. Вам помочь надо.
— Давай тебе вначале помогу, а потом уже ты будешь всем помогать, — сказал Весий, кидая тряпку в ведро. Он помог ей снять куртку, шерстяную кофту и стал развязывать завязки у рубашки.
— Решил меня всю раздеть? — спросила Мируша, как-то устало.
— Только чтоб понять какие у тебя раны.
— Ага. Все вы так говорите. Сколько я таких песен слышала особенно по весне среди солдат отца и служанок. Какие они им слова говорили. И сказки обещали рассказать. Только знаешь, что бывает после этих сказок?
— Что? — спросил он, снимая с нее рубашку и быстро проходя влажной тряпкой по телу, отмечая синеву в районе ребер и синяки, которые густо покрывали ее тело.
— Зимой после них дети появляются, — ответила Мируша.
— Ты у нас ученая. Значит сказкам верить не будешь, — перебинтовывая ей ребра, сказал Весий.
— Я глупая, князь, а не ученая. Надо было дома остаться, где все меня знали, а не ехать с Луизой сюда. Не знаю я свое место. Как бы мне на него ни указывали. Баловали дома много. Я же считала, что так и должно быть. Сюда приехала и поняла, как неправа. Сейчас это поняла. Но Луизу оставить… Она же одна не справится. С ней всегда что-то случается. Да и хотела, чтоб рядом с ней был кто-то родной, с кем поговорить было можно. Ты же для нее чужой был и страшный. Я тебе сама не верила. Приехал ниоткуда. Красивый, но незнакомый. Легко согласился ее в жены взять, почти не общаясь.
— Почему же? Она мне показалась симпатичной, умной и милой, скромной. Такой вроде и должна быть девушка. Мируш, подняться можешь?
— Я дальше сама справлюсь.