Знало сердце, чуяло беду. Всадники вернулись. Оленя поймали. Хорошо прошла охота. Борис был в седле. Но выглядел он бледным. Сам спуститься не смог. Рука на перевязи. Мируша вздохнула, удержалась от порыва подбежать к нему и сказать все, что она о нем думает. Не поймет. Посчитает, что она специально наколдовала, чтоб его слабость накрыла. Тяжело с ним. Даже дружить не получится. Любит судьба насмехаться. Это же как ведьме полюбить инквизитора, который ее собственными руками на костер отправит.
Мируша закончила дела на кухне и пошла к лекарке. Из ее комнаты, где она оказывала помощь нуждающимся, доносилась ругань.
— И чего за брань? У меня аж уши в трубочку свернулись, — усмехнувшись, сказала Мируша.
— Этот, упрямый, пить отвар не хочет. Он же боль снимет, — пожаловалась лекарка. Мируша ей не нравилась, но с ней приходилось считаться, потому что она что-то такое знала, что помогло лихорадку прогнать, вызванную отравлением. Да и с упрямым десятником справлялась, когда тот бредил.
— Я после него выключусь! — взревел Борис.
— Так поспишь немного. Или ты куда спешишь? У речки встречу назначил и боишься, что милая не дождется? — насмешливо спросила Мируша, а сама достала сухую смесь, которая при столкновении с водой становилась довольно крепкой.
— Я что? На мальчишку похож? Мне на совет нужно, — ревел Борис. Видимо рука сильно болела, потому что вместо слов от него можно было услышать лишь рычание. Так медведь раненый рычит, а не человек.
— Так совет после заката. Я тебе ложку отвара дам. Ты поспишь немного. А за это время я тебе руку починю, — сказала Мируша.
— Только подойди ко мне!
— И что ты мне сделаешь? Я тебя не боюсь. Ты сильный, ты смелый, ты не будешь кулаки чесать о тех, кто тебе предлагает боль убрать. Я знаю, что тебе больно. Знаю, что обидно. За ту слабость обидно, которая тебя подвела. Но ты сам виноват. Только на ноги встал. Не успел смерть за дверь проводить и сразу в бой пошел. Так ведь не делают. Поэтому и повредил крыло. Но я обещала князю, что тебя вылечу. Ему-то ты веришь? — спросила Мируша. Борис только открыл рот, чтоб ответить, как Мируша тут же воткнула в рот ложку с отваром.
— Ты…
— Хорошая и добрая. Закрывай глаза и дай сделать мою работу, — попросила она.
Борис провалился в забытье, чувствуя опять горечь во рту. Этот отвар был самым противным, что он когда-либо пил. Темнота накрыла быстро и так же быстро прошла. Сознание проснулось, а тело просыпаться отказывалось. Даже глаза не
открывались.
— Разве так можно себя доводить, мой хороший? Теперь рука сломана. Как же ты летать будешь? — спросил знакомый голос. Княгиня? И чего она здесь забыла? — Такие сильные, как ты, должны летать. Не сможешь ты долго на месте оставаться, хотя воеводой тебе быть в крепости. Дело это решенное. Станешь только ближе ко мне и одновременно дальше. Каждый день смотреть и не подходить. Тяжело это и одновременно легко. Вот сейчас же я рядом, и в то же время меня и нет. А когда ты спишь, то не таким суровым становишься. Хотя, меня твоя суровость не пугает. Одно пугает, что слишком дорого ты мне.
Он попытался повернуться. Поймать ее, как в тот раз. В ответ услышал девичьи испуганный крик, а сам свалился на пол.
— Луиза? Ты чего здесь забыла? — услышал он неприветливый голос ведьмы.
— Хотела попросить от боли травы какой-нибудь. Аж скручивает до слезы, — ответила Луиза.
— От лунных дней тебе нужно или траванулась чем? — не поняла ее Мируша.
— От дней.
— Сейчас дам. Лекарка на ужин ушла. А я за этим приглядывать должна. Правда он почему-то на полу полежать решил, вместо того, чтоб на кровати лежать. Беспокойный. Непоседливый. Как ребенок мелкий. Но поднимать его назад не буду. Он тяжелый.
— Давай помогу, — предложила Луиза. — Не оставлять же его так.
— Ага, надорвешься. Сейчас князь зайти должен. Вот он пусть своего друга и тягает. Не нам с тобой спины срывать такой тушой, — ответила Мируша.