— Ты могла и раньше предупредить.
— Это ничего бы не изменило. Такое было условие Хранительницы, чтоб род восстановился в полную силу и убрали все переплетенные в узлы миры. Я тут ни при чем.
— А кто ее беспокоил?
— Так не могла же я позволить сестре умереть! — возмутилась она, продолжая болтать ногами.
— У тебя так вечно. Все не как у людей.
— И ладно, главное ведь получилось. Не ворчи. Тебе не так много лет, чтоб изображать из себя старика.
— Мне не по себе, — признался Диж. — Мне надо ответ писать. А лучше самому вернуться и доложить об увиденном. Они же меня послали узнать, что тут за чужаки, а тут ты нарисовалась с сестрой. У нее же сила не проявилась, как и в последующих детях Варинта. Он выгорел.
— Угу, меня спас и выгорел. А сила у Луизы была, но она спала. Глубоко спала, поэтому ее и не видел никто. Глупо считать, что сила передается по крови благородных и одаренных. Она проявляется в детях, рожденных по любви. Чем сильнее эта любовь, тем и силы в ребенке больше, — ответила Мируша. — Поэтому и в дочке ее столько появилось. Я и не думала, что Силий так меня любит. Я его все-таки спокойнее люблю. Диж, если ты вернешься в город и пойдешь на совет, то кроме благодарности за труды ты ничего не получишь. Здесь у тебя должность главного колдуна, красивая жена, которую ты уж очень сильно очаровал. Чего тебе не хватает? Там ты один из многих, здесь единица. Нет, решать тебе, но я бы проигнорировала совет.
— Они другого пришлют.
— Отпишись им, что был, ничего не нашел. Осел в деревне. Пока они решат проверить правду ты им написал или соврал, то у меня уже внуки будут, которых за пояс не заткнешь. С ними считаться придется.
— Твоя самоуверенность порой бьет все границы.
— Диж, может я и не обучена, но сны не требуют расшифровки, когда они четкие и ясные. Все будет хорошо. Не трусь, — ответила она.
— Ты так и не сказала мне почему тебя учиться не отправили.
— Совет посчитал, что нам это не нужно. А на самом деле это был хороший план, чтоб мы сами выродились. Как отец полностью выгорел, а я частично. Мы же по наитию все делали. В этом месте, где крепость стоит, знания пришли, только поздно было. Я уже не видела ничего. Вот и пришла идея силу передавать. Мы по роду уже не смогли бы ей пользоваться, но продолжали бы чувствовать. Так чего силе пропадать? — она зажмурилась от лучей осеннего солнца, что выглянуло из-за тучи.
— Чего решил? С нами или против нас?
— Поверю твоим снам, — ответил Диж, отходя от яблони.
— Поверь. Тебе понравится, что будет дальше, — сказала ему Мируша, вспомнив трех шустрых мальчишек, от которых не было сладу и несчастного Дижа, который не знал, как с ними справится. Сны поменялись. Если Мируша раньше видела разлуку с Силием, то после той битвы с Козломордами, сны изменились. И это только радовало.
— Ты зачем на дерево забралась? — со стороны крепости к ним шел Силий.
— Сам меня птичкой обзываешь! — рассмеялась она.
— Но это не значит, что надо на жердочке сидеть, — он подошел к ней и снял ее с ветки. Мируша сразу обняла его за шею и поцеловала. — У тебя вкус яблок на губах.
— Так я за ними и лазила. Не оставлять же их.
— А малышку, с кем оставила?
— Вон, в корзине спит. Сам говорил, что свежий воздух полезен, — ответила она. Силий поставил ее на землю, а сам подошел к корзинке, наклонился, чтоб поправить одеяльце, под которым спала розовощекая малышка. Рядом кружили последними осенними бабочками духи сада, которые обожали Мирушу и заранее приняли ее дочь. После той ночи Силий не переставал удивляться насколько богат мир, скрытый от посторонних глаз. Мируша ему объясняла кто и кем приходится. Как с кем разговаривать, чтоб не разозлить. Она их помнила по детству, но давно не могла видеть и разговаривать с ними.
— Она их никогда не увидит? — спросил Силий.
— Духов? Пока будет ребенком, то увидит, а как вырастит, так перестанет.
Наша особенность как раз и заключалась в том, чтоб видеть, что скрыто и во взрослом возрасте. Как и плести судьбы.
— Борис нашел способ разорвать отношения с Луизой. Вчера мне хвастался.
— Молодец. Так разорвет?
— Думает и не хочет торопиться, а она его игнорирует.
— Борис, он какой-то больно прямой, — подбирая слова, сказала Мируша.
— Бестактный. Нет бы хитрость проявить. Начать ухаживать. Заинтересовать девушку, влюбить. Утром повел себя как дикарь. "Ты теперь моя и никуда не денешься". Чего он хотел после этих слов? Я уже мужикам постарше да поопытнее велел невзначай разговор с молодежью провести, что мы как бы не дикари. Что если так подойти к девушке девять из десяти развернуться и уйдут.