- Месье - молодец! - удовлетворенно говорит Консепсьон с чувством собственника.
- Пи-пи, - говорит Игнасио мрачно.
- Ты сделаешь пи-пи в Фонкоде. Надо, чтобы все было готово, когда приедет Месье. Месье так любит Фонкод!
Я смеюсь:
- Я даже спрашиваю себя порой, не из-за дома ли он на мне женился!
Консепсьон смеется еще громче, и это доставляет мне удовольствие.
- О, нет! Если Месье женился на Мадам, значит, он хотел мадам!
Милая девочка! А она продолжает:
- А Месье, когда он хочет!.. уж я-то знаю! У него такой безобидный вид, у месье, но когда он чего-то хочет, он это получает! Это правда! Когда месье хочет - о-ля-ля!
Что она хотела сказать?
Я этого так и не узнала, потому что Игнасио заявил, что его сейчас вырвет. Я остановилась. Трижды. Напрасно. На четвертый раз я не остановилась. Тоже напрасно.
Но мы уже у цели. Башня Мань осталась позади, скоро мы сьедем с автострады, чтобы проехать по дороге Паллады - по дороге моего детства.
Мы проехали эту ужасную Зону Урбанизации, которая убила бы моего отца, если бы он был жив. Он умер, когда начали вырубать кустарник. Папа умер… О нем, о моей боли, я вам еще расскажу.
Потом - дорожка, спускающаяся от шоссе на уровне воды, где растет дикий кресс-салат и куда мальчишки ходят ловить головастиков. И, наконец, ворота. Погодите представлять себе Версаль! Ворота разбитые, скрученные, полуоторванные и всегда широко открытые. С неизменной (как минимум, в течение полувека) табличкой:
Ч стная со ственность
оход запр
- У нее не хватает зубов, - сказал Поль много лет назад.
Мы посмеялись, но зубы не вставили.
После ворот начинаются наши владения.
Фонкод… я не решаюсь о нем говорить. Я предпочитаю открыть тетрадь юного Теодора, едва ли сильно выросшего со времен той невинной поэмы, которую я так люблю.
Отрывок из тетради Теодора Кампердона, ученика класса риторики нимского лицея.
“Путешественник, пересекающий безлюдные кустарники Лангедока и привыкший к скупой и суровой растительности, где лишь изредка легкая грация миндального дерева пробивается сквозь колючки средиземноморского дуба и камни, бывает сражен удивлением, когда, покидая избитое ветрами и сожженное солнцем плато, вдруг, с поворотом дороги, чувствует, что попал в иной, тайный мир, защищенный природой от нескромных взглядов. Только он проходит ворота, на него падает тишина. Он идет по длинной аллее из вековых платанов, детей Юга. Эта длинная, свежая, тенистая и извилистая аллея подводит его через виноградники к загадочному зеленому массиву. Сон какой Спящей Красавицы хранят эти места? Богини, незнакомец! Венера спит в этих виноградниках, и не сто, а тысячи лет. Отнесись с уважением к этому каменному сну, и если ты пришел как друг, хозяин этих мест поднесет тебе воды, чтобы утолить жажду, и вина, чтобы порадовать дух. Ибо ничтожные смертные живут в этом чертоге, в этом длинном доме цвета охры, под крышей с римской черепицей, посреди сада, где лавр Аполлона переплетается с розовым лавром, розмарином, тонкой чеканки камелиями, тимьяном и майораном, столь милым сердцам веселых эльфов.”
Милый папа, он был уверен, что статуя Венеры спит где-то здесь под землей века. Он даже предложил своему отцу вырвать виноградники и перекопать всю почву, чтобы добраться до нее. Можно себе представить энтузиазм моего дедули, который их растил!
Теперь, папа, ты сам спишь под виноградниками. А мы каждый год благоговейно возвращаемся на этот остров, который безжалостно давит Зона Урбанизации. Еще одна буква падает с таблички, еще перекладина отломана от ворот, еще черепица с крыши… виноградники дичают, трескаются вазы из Андуза (Андузские вазы - керамические сосуды, традиционно украшавшие дома и сады французской аристократии. Гончарное производство в Андузе, на юге Франции началось с 16 века и с тех пор пользовалось неизменной популярностью).
… Смотрите, этой зимой умер платан!
Но величественный изгиб аллеи все так же красив. Покинутые службы все еще стоят. И пусть конюшня дает приют лишь старому розовому коню арендатора! В мимолетное время сбора винограда под ее сводами еще слышится смех.
Октав и Игнасио шумно вылезли из машины. Фелиситэ - собака с фермы - уже шла к нам, тявкая от радости - с сосками висящими еще ниже, чем в прошлом году. Консепсьон открыла багажник. Я смотрела на дом. С закрытыми ставнями, запертой дверью, он казался сердитым.