— У тебя спички есть? — спросил он Арнольда.
Арнольд не слышал вопроса — так он был потрясен.
— Не думай, пожалуйста, — проговорил он, заметно нервничая, — что меня не беспокоит болезнь твоего отца. Но, мне кажется, я должен тебе это сказать, бедная девушка имеет на тебя больше прав.
Джеффри воззрился на друга с изумлением, если не сказать, с возмущением.
— Имеет на меня больше прав! Да если я не приеду, отец выкинет меня из завещания! Я не могу этим рисковать. Не могу даже ради самой лучшей женщины в мире.
Арнольд питал к другу многолетнее, непоколебимое восхищение. Джеффри мог грести, боксировать, прыгать и, разумеется, плавать, как мало кто в Англии. Но эти слова несколько поколебали его восхищение. Но только на миг — к несчастью для Арнольда — только на миг.
— Тебе виднее, — ответил он прохладно. — Что я должен сделать?
Джеффри взял его за руку — грубовато, как все, что он делал, но по-дружески, и с видом заговорщика проговорил:
— Зайди в эту гостиницу, будь другом, и расскажи ей, что без нее случилось. Мы выедем отсюда вместе, как будто оба едем на станцию. У развилки я тебя ссажу. Ты заскочишь в гостиницу и еще успеешь на вечерний поезд. Тебе это не составит никакого труда, а другу ты сослужишь добрую службу. И никто ничего не узнает. Слуги ведь с нами не будет, так что от сплетен мы застрахованы.
Тут Арнольд начал смекать, что придется ему платить долг, да еще с лихвой, как и предсказал сэр Патрик.
— А что я ей скажу? — спросил он. — Я обязан тебе помочь. И я помогу. Только что я скажу ей?
Естественный вопрос, но очень трудный. Джеффри отлично знал, что человеку делать в ситуациях, решаемых физической силой. Но понятия не имел, как себя вести в запутанных человеческих отношениях.
— Что ты ей скажешь? — повторил он. — Как что? Скажи, что я расстроен, и все такое. Подожди… да… скажи ей, пусть остается в гостинице и ждет моего письма.
Арнольд в смущении молчал. Будучи абсолютным невеждой в той узкой области знания, именуемой «знанием света», Арнольд, однако, понял, благодаря врожденной деликатности, в какую тягостную историю вовлекает его Джеффри, точно имел за плечами житейский опыт человека, в два раза старше себя.
— Ты не мог бы ей написать? — спросил он.
— А зачем?
— Подумай немного и поймешь. Ты доверил мне тайну, затрагивающую честь женщины. Возможно, я ошибаюсь — я никогда с подобным не сталкивался, но мне кажется, что явиться к женщине с таким поручением — значит подвергнуть ее чудовищному унижению. Это все равно что сказать ей в лицо: «Я знаю, какую тайну вы скрываете от всего света». Да она этого просто не вынесет.
— Глупости! Женщина способна вынести гораздо больше, чем ты думаешь. Если бы ты слышал, как она меня оскорбляла здесь, в этой самой беседке. Мой дорогой Арнольд, ты просто не знаешь женщин. Я тебе открою секрет, как с ними обращаться: их надо держать, как кошек — за загривок.
— Я не смогу начать разговор без твоего письма. Я готов пойти ради тебя на любую жертву. Но, Джеффри, согласись, положение очень неловкое. Мы с ней почти не знакомы. Она может просто указать мне на дверь, не успею я и рта раскрыть.
Это последнее замечание представляло реальную угрозу всему плану. Такие вещи Джеффри понимал с полуслова.
— Да, характер у женщины дьявольский, — согласился он. — Этого отрицать не станешь. Пожалуй, я напишу несколько слов. Зайти в дом успеем?
— Нет. В доме полно гостей. А нам нельзя терять ни минуты. Пиши прямо здесь. Карандаш у меня есть.
— А на чем писать?
— На чем угодно. Хотя бы на визитной карточке твоего брата.
Джеффри взял протянутый карандаш и уставился на карточку.
Она вся была занята посланием брата. Он сунул руку в карман и вынул письмо. То самое письмо, которое Анна помянула в разговоре с ним, то самое, в котором она звала его приехать в Уиндигейтс.
— Подойдет, — сказал он. — Это одно из ее писем ко мне. На четвертой странице есть место. Ладно, я напишу ей, — вскинул он взгляд на Арнольда, — а ты обещаешь, что отдашь ей письмо. Поклянись!
Он протянул руку, ту самую, что спасла Арнольда в Лиссабонской бухте. Арнольд пожал ее и поклялся, что выполнит просьбу Джеффри — в память о том далеком дне.
— Спасибо, старина. Как туда идти, я объясню по дороге на станцию. Да, у меня вылетела из головы еще одна важная вещь.
— Какая?
— Ни в коем случае не называй в гостинице свое имя. И ее не называй по имени.
— А как же ее спросить?
— Дело, конечно, щекотливое. Она выдаст себя за замужнюю женщину — на всякий случай. Вдруг там слишком большие блюстители нравственности.
— Понимаю. Дальше.
— Она решила сказать им… ну чтобы и для нее и для меня было удобнее, что она подождет в гостинице мужа. Если бы пришел я, я бы спросил у хозяйки «мою жену». Но вместо меня пойдешь ты…
— Значит, я должен спросить у хозяйки «мою жену», иначе поставлю мисс Сильвестр в фальшивое положение?
— Ты не возражаешь?
— Конечно нет! Мне все равно, что говорить хозяйке гостиницы. Меня страшит только встреча с мисс Сильвестр.
— Я сейчас черкну несколько слов, и тебе нечего будет бояться.
Он подошел к столу, поспешно набросал несколько строк и задумался.
— Нет, это не годится, — буркнул он. — Надо прибавить какую-то нежность для ее спокойствия. — Он опять подумал, приписал несколько слов и довольно ударил ладонью по столу. — Совсем другое дело! Почитай, Арнольд, не так уж плохо написано.
Арнольд прочитал, не выказав особого одобрения написанному.
— Коротковато, пожалуй, — сказал он.
— Но ведь мы как на иголках.
— Да, верно. Поезд уходит через полчаса. Поставь внизу время. Пусть мисс Сильвестр увидит, что ты очень торопился.
— Хорошо, и дату тоже поставлю.
Он дописал цифры и протянул готовое письмо Арнольду, когда на пороге появился сэр Патрик и возвестил, что двуколка подана.
— Спешите, — сказал он. — У вас нет больше ни минуты.
Джеффри изъявил готовность ехать, Арнольд же заколебался.
— Я должен увидеть Бланш! — взмолился он. — Не могу я уехать, не простившись с ней. Где она?
Сэр Патрик улыбнулся и показал на вход. Бланш не отстала от него, узнав, что он идет провожать Арнольда. Арнольд бросился ей навстречу.
— Едете? — печально спросила Бланш.
— Я вернусь обратно через два дня, — прошептал Арнольд. — Все прекрасно, Бланш. Дядюшка согласен.
Бланш крепко сжала его руку. Прощание при всех было явно ей не по вкусу.
— Вы опаздываете на поезд! — воскликнул сэр Патрик.
Джеффри схватил Арнольда за руку, которую сжимала Бланш, и буквально оторвал его от невесты. Друзья в тот же миг исчезли за кустами, не успела Бланш слова вымолвить.
— Почему этот нахал едет с мистером Бринкуортом? — спросила она, не скрывая досады, у сэра Патрика.
— Мистера Деламейна призывает в Лондон болезнь отца. Он тебе неприятен?
— Я его терпеть не могу.
Сэр Патрик ничего не ответил. «Ей восемнадцать, — подумалось ему, — а мне семьдесят. Занятно, что мы ко всему относимся одинаково. Но что еще более занятно — наша общая неприязнь к мистеру Деламейну».
Он встал и поглядел на Бланш. Она сидела, положив руки на стол и уронив на них голову, далекая от всего и печальная; она думала об Арнольде, и хотя будущее сулило им радость, сердце у нее тоскливо сжималось.
— Бланш! Дитя мое! — воскликнул сэр Патрик. — Можно подумать, он отправился в кругосветное путешествие. Глупышка! Каких-нибудь два дня, и он будет здесь.
— Ах, как мне неприятно, что он уехал с мистером Деламейном, — проговорила она. — Как я недовольна, что они дружат.
— Ну будет, будет! Мистер Деламейн — грубоват, я согласен. Но не стоит придавать этому большого значения. На следующей остановке они расстанутся. Пойдем в залу. Будем танцевать. И вся твоя печаль развеется.