— И правда не знаю. Ты же не имеешь в виду… что хочешь… крепкие напитки?
— Да необязательно крепкие, просто хоть что-то спиртное!
Лори смотрел на нее разинув рот.
— Так и в чем дело? — нетерпеливо спросила она.
— Я и подумать не мог… что ты захочешь… что ты вообще…
— Хочешь сказать, у тебя ничего нет?
— Совсем ничего.
— Ох, я уже готова повеситься! Называет себя настоящим негодяем, а в доме нет ничего, чем бы можно было просушить горло. Какой же ты тогда гангстер?
— Но мисс Винфорд! Я никогда бы не подумал, что вы…
— Тебе еще многое предстоит узнать, дитя мое, многое!
Лори снова покраснел, но затем вспомнил, что он как-никак злостный похититель и должен вести себя соответствующе.
— Все, не беспокой меня, — приказал он, садясь за печатную машинку. — Мне необходимо заняться кое-чем очень важным… Держи, — добавил он, достав газету и кинув ей, — тебя это заинтересует.
— Еще как! — воскликнула она. — Газета!
Она прыгнула на диван так, что подушки подскочили, скрестила ноги и склонилась над газетой, почти касаясь ее кончиками длинных волос.
Лори яростно накинулся на печатную машинку, со всей силы стуча по клавишам и набирая давно зревшее в его голове послание. Однако все это давалось ему нелегко. Каждое напечатанное слово казалось ему недостаточно убедительным. Он рвал листы один за другим, начиная все заново; скоро его мусорная корзина была переполнена.
Джинкс то и дело отрывала его от сего увлекательного занятия восхищенными возгласами:
— Смотри, тут моя фотография!.. Ничего себе шумиха для такого города! Вот же ошалелые люди!.. Не волнуйся, уж эти ослоухие никогда правду не смогут узнать!.. Лиззи Чэттертон, наверное, локти сейчас от зависти кусает, ведь ее никогда не похищали! Скажи, а что там с моей машиной? Кто ее изуродовал и зачем?
— Должно быть, какой-то репортер, — рассеянно бросил Лори. — Так ведь статья выйдет интереснее.
— Ты только послушай, — радостно рассмеялась она. — «Сердце каждого жителя города тревожно бьется при одной мысли о том, что прекрасная девушка находится в лапах ужасного негодяя…» Бог ты мой! Кто такое понаписал? Ха, что за болван этот МакДжи!
Тем временем Лори усердно трудился над злосчастным письмом. Это было непросто, ведь материал о нем должен оказаться на первой полосе. Когда же он наконец закончил работать, то с торжественной улыбкой повернулся к Джинкс и сказал:
— А теперь послушай! Это касается тебя, — и начал читать вслух.
Уважаемый мистер Винфорд!
Я не предлагаю и не прошу, а приказываю вам поступить следующим образом, иначе геенна огненная покажется вам детским лепетом в сравнении с той судьбой, что вам будет уготована. За свободу своей дочери вам придется заплатить мне десять тысяч долларов — тогда и в том месте, которое мне будет угодно. Не смейте даже пытаться мне противостоять, поскольку вы имеете дело с самым опасным врагом, которого когда-либо обретали.
Проклятый Дэн
Джинкс с горящими от негодования глазами вскочила на ноги.
— Как ты смеешь? — воскликнула она. — Как смеешь вымогать у моего отца десять тысяч долларов?
Она в ярости выхватила письмо у него из рук и разорвала на мелкие кусочки.
— Теперь садись обратно, — скомандовала она, пальцем указывая на печатную машинку, — садись и пиши снова и на сей раз требуй сто тысяч долларов!
И пока Лори еще даже не успел пошевелиться, она добавила:
— Подумать только, десять тысяч! Сколь оскорбительно для меня быть выкупленной за столь смехотворную сумму! За такие деньги разве что машину можно купить, да и то потрепанную.
Прошло некоторое время, прежде чем Лори пришел в себя полностью и вернулся за рабочий стол.
— Но и это не все, мисс Винфорд, — строго сказал он, закончив писать еще более дерзкое письмо, — вы тоже напишите письмо своему отцу!
— Да с удовольствием! — охотно отозвалась она. Он протянул ей листок бумаги и ручку, которой она быстро настрочила обращение: «Дорогой папочка».
— Какой еще «дорогой папочка»?! — вскричал Лори. — Ты понимаешь, что это письмо засветится во всех газетах? Пиши то, что буду диктовать тебе я.
— Ладно, — мило согласилась она.
— Дорогой отец, — томным голосом начал он, — если в твоем сердце осталась хоть капля сочувствия к своей дочери, ты…
— Я никогда так не пишу, — отметила Джинкс.
— Ничего, сейчас напишешь, «…ты сделаешь все, чтобы спасти меня». Восклицательный знак. «Не могу и словом передать, какие мучения я тут пережила». Понятно? «Пожалуйста, молю тебя, отыщи меня». Восклицательный знак. «Если бы ты только мог видеть, каково сейчас приходится твоей дочери…»