А Клэр Нэш чувствовала, как ее сбивают с ног, толкают, пихают, переворачивают, бросают вправо и влево обезумевшие человеческие тела. Она пыталась сыграть радость. Зажатая между двумя восторженными мужчинами, она не могла бы сказать, с какой стороны находятся камеры и с какой — замок; все, что она могла видеть, был маленький кусочек неба над красными потными шеями. Она пыталась пробиться наружу. Ее отбросил назад чей-то локоть, вонзившийся под ребра, и чье-то колено, ударившее в живот. Женщина, неистово выкрикивавшая: «Да здравствует королева!» — брызгала слюной ей в лицо. Мужчина с внешностью атлета наступил на ее босую ногу, ободрав кожу на пальцах. Она жалко улыбалась и бормотала: «Да здравствует королева», — вяло помахивая ладонью над головой. Даже ее ладонь не было видно.
Затем, когда наконец раздался пронзительный вой сирены и ассистент прокричал: «Перерыв!», когда камеры остановились, когда Клэр смогла наконец глубоко вдохнуть и вынуть прядь парика изо рта, мистер фон Хальц довольно вытер лоб и сказал:
«Корошо!.. Еще раз, пошалуйста!»
Клэр была на ногах уже три часа, когда камеры передвинули, а ей удалось доковылять до медсестры, которая смазала ей царапины на руках и ногах, подышать, оглядеться.
Она увидела высокую, грациозную фигуру мужчины в простейшем сером костюме, бесстыдно прекрасном в своей простоте. Ее сердце перевернулось. Она узнала чистые, высокомерные глаза, презрительную, неотразимую улыбку. Он наклонялся к Хедди Леланд, разговаривая с ней так, словно они были одни на площадке. Хедди Леланд сидела в низком удобном кресле, темный шелковый халат был натянут поверх костюма, тонкие загорелые руки неподвижно лежали на подлокотниках. И она смотрела на Уинстона Эйерса снизу вверх с непроницаемым лицом; но смотрела на него так, словно он был единственным мужчиной на съемках.
Клэр почувствовала, как что-то ударилось под ребром. Ее не волновали ни площадка, ни толпа, ни ее место в ней, ни место Хедди Леланд. Ее волновал мужчина в сером и то выражение, с которым он смотрел на девушку в кресле. Клэр была удивлена, обнаружив, как сильно ее это волнует. Она поспешно ушла, бросив последний, горький взгляд на кресло с черной надписью на полотняной спинке: «Не садиться. Хедди Леланд».
Она устало опустилась на первый попавшийся стул. «Прошу прощения!» — крикнул мальчик-ассистент и, не дожидаясь, пока она поднимется, выхватил из-под нее стул и унес прочь. Она увидела, что на спинке было написано: «Не садиться. Миссис Уиггинс, костюмер». Она отошла и присела на ступеньку стремянки. «Прошу прощения!» — крикнул электрик и унес стремянку. Она дотащилась до темного угла и жалко опустилась на пустую коробку.
— Фее на площадку! — взревел Вернер фон Хальц.
Она тяжело побрела на площадку, немного покачиваясь, ослепленная белоснежным сиянием солнца в отражателях. Быстрая тень человека, проходящего мимо, упала на ее лицо. Она открыла глаза и обнаружила. что смотрит прямо на Уинстона Эйерса. Он остановился и посмотрел на нее. подняв бровь, открыл рот и закрыл его снова. Затем поклонился спокойно, элегантно, не произнося ни слова, повернулся и пошел дальше. Но Клэр заметила, как скривились его губы, будто ему очень большого усилия стоило не рассмеяться. Она покраснела, как свекла, даже сквозь толстые слои коричневого грима.
Пока репетировали новую сцену, Клэр расчищала себе путь, отчаянно и уверенно, к краю толпы, прямо перед камерами. «Они заметят меня!» — мрачно прошептала она. И они заметили.
— Что это за тефчонка в коричневом? — спросил Вернер фон Хальц после первого прогона, указывая большим пальцем на Клэр Нэш, свирепо боровшуюся с комом у себя на животе и с тюрбаном, съезжающим с головы. — Уберите ее оттуда! Поставьте вперед кого-то, кто умеет играть!
К концу дня каждая кость в ее теле болела, и ее ноги горели, как раскаленное железо, с глазами, запорошенными пылью, и пылью на языке. Клэр Нэш стояла у окошка кассы, любопытная и взволнованная, видя, как девушки уходят, держа в руках чеки на семь с половиной и десять долларов. Когда она попросила свою оплату, на кусочке бумаги, протянутом ей, были написаны слова: «Выплатить Джейн Робертс сумму в пять долларов».
Клэр Нэш была упрямой женщиной. Кроме того, мысль о скривленных губах Уинстона Эйерса не давала ей уснуть всю ночь. На следующий день на студии она получила эпизод.
Она вспомнила начало своей карьеры. Она улыбнулась и подмигнула ассистенту режиссера: она поговорила с ним — не слишком строго. В итоге, когда мистер Хальц попросил девушку для эпизода, ее вытолкнули вперед.