— Понимаете ли вы, — спросил он, — кто бы вы там ни были, для чего вы здесь?
Она посмотрела ему прямо в глаза, долгим, спокойным, обескураживающим взглядом, и ее глаза были так загадочны, потому что они были так спокойны и так открыты.
— Да, — сказала она медленно, — я понимаю.
В письме из ГПУ говорилось:
Товарищ Кареев,
По вашей просьбе мы посылаем к вам подателя этого письма, товарища Джоан Хардинг. Мы отвечаем за ее политическую благонадежность. Ее репутация гарантирует, что она удовлетворит цели вашей просьбы и облегчит тяжесть службы на дальнем рубеже пролетарской республики.
С коммунистическим приветом,
Иван Верехов,
Политический комиссар.
Кровать коменданта Кареева была покрыта серым одеялом, как и койки заключенных. Но его комната из сырого серого камня выглядела более пустой, чем их камеры; там была кровать, стол и два стула. Высокая стеклянная дверь, длинная и узкая, как окно храма, вела на галерею снаружи. Комната выглядела так, будто человек был заброшен туда ненадолго: из голых стен торчали ряды гвоздей, на которых висели за один рукав помятые рубашки, старые кожаные куртки, винтовки, вывернутые наизнанку штаны, патронташи; на голом каменном полу валялись окурки и кучки пепла. Человек прожил там пять лет.
Не было ни одной картины, ни одной книги, ни даже пепельницы. Там была кровать, потому что человеку нужно было спать, и одежда, потому что ему нужно было быть одетым; больше ему ничего было не нужно.
Но там находился один-единственный предмет, в котором он не нуждался, его единственный ответ на все вопросы, которые люди могли бы задать, глядя на эту комнату, хотя никто никогда их не задавал: в нише, где когда-то были иконы, теперь висела на гвозде красноармейская фуражка коменданта Кареева.
Некрашеный деревянный стол был выдвинут на середину комнаты. На столе расставлена тяжелая оловянная посуда и оловянные чашки без блюдец, свеча в старой бутылке и никакой скатерти.
Комендант Кареев и Джоан Хардинг заканчивали первый совместный ужин.
Она подняла оловянную кружку с остывшим чаем с улыбкой, которая должна была сопровождать бокал шампанского, и сказала:
— Ваше здоровье, товарищ Кареев.
Он ответил сурово:
— Если это намек — вы зря тратите время. Никакого алкоголя здесь, это запрещено всем. И никаких исключений.
— Никаких исключений и намеков, товарищ Кареев. И все же — ваше здоровье.
— Прекратите. Вам не нужно пить за мое здоровье. Вам не нужно улыбаться. И вам не нужно врать. Вы меня возненавидите — и вы это знаете. И я это знаю. Но, возможно, вы не знаете, что мне все равно, — я вас предупредил.
— Я не знала, что возненавижу вас.
— Вы знаете теперь, правда?
— Меньше, чем когда бы то ни было.
— Послушайте, забудьте красивые слова. Это не часть вашей работы. Если вы ждете комплиментов, вам лучше разочароваться прямо сейчас.
— Я не ждала никаких комплиментов, когда села в лодку на Страстной остров.
— И я надеюсь, вы не ожидали никаких чувств.
— Это все, товарищ Кареев.
— Вы ожидали спутника вроде меня?
— Я слышала о вас.
— А вы слышали, как меня называют?
— Зверь.
— Возможно, вы обнаружите, что я заслужил это имя.
— Возможно, вы обнаружите, что мне это понравится.
— Не нужно говорить мне об этом — если вам понравится. Мне плевать, что вы обо мне думаете.
— Тогда зачем предупреждать меня?
— Потому что лодка еще здесь. Она возвращается на рассвете. И другой не будет целых три месяца.
Она зажгла сигарету. Она держала ее между двух выпрямленных пальцев, глядя на него.
— Вы были на гражданской войне, товарищ Кареев?
— Да. Почему вы спрашиваете?
— Вы приобрели привычку отступать?
— Нет.
— Вот и я нет.
Он наклонился к ней, скрещенные локти — на столе, и смотрел на нее в дрожащем свете свечи, его глаза прищурены насмешливо. Он сказал:
— Я видел, как некоторые солдаты переоценивали свою силу.
Она улыбнулась, протянула руку и стряхнула пепел со своей сигареты в его пустую тарелку.
— Хорошие солдаты, — ответила она, — рискуют.
— Послушайте, — сказал он нетерпеливо, — вы не любите вопросов, так что я не буду вам докучать, потому что я тоже не люблю разговоров. Но здесь есть только одна вещь, о которой я вас спрошу. В письме из ГПУ написано, что вы политически верны, но вы выглядите, как… как вы не должны выглядеть.
Она выдохнула дым и не стала отвечать. Затем она посмотрела на него и пожала плечами: