И он в подробностях рассказывает мне свой план.
— Всё должно быть правдоподобно, Лукерья Лукьяновна, поэтому вам введут препарат, замедляющий работу сердца и кровеносной системы. Это абсолютно безопасно. По действию напоминает анестетик общего действия. Вы просто погрузитесь в сон, но при этом все функции вашего организма будут подавлены под воздействием препарата. Введение препарата потребуется дважды: завтра, когда ваш супруг должен будет пройти стандартную процедуру опознания в морге и получить справку о смерти, и послезавтра, когда будут похороны. Отпевание проведут в настоящей церкви, но нашими сотрудниками, поэтому оно будет… как бы… недействительно. После отпевания гроб закроют, но вам абсолютно не о чем переживать. Запаса воздуха хватит на пять часов. Нам потребуется максимум три. В зависимости… от состояния Дениса. На случай, если вы придёте в себя и запаникуете — под подушкой будет телефон с фонариком и кислородная маска. Но это не потребуется. Мы уже не раз проводили подобные процедуры. Всё будет хорошо.
Я дышу чаще. Потому что мне не нравится этот план. Мне не нравится, что Денис будет считать, что это происходит на самом деле. Меня выворачивает от мысли, что мой муж будет стоять рядом с гробом и верить, что я умерла. На неопределённый срок это будет настоящим. Меня выворачивает от страха, что это будет на самом деле: меня закопают в землю.
— Нелегальные товары принадлежат очень высокопоставленным чиновникам, Лукерья. — Говорит мне Наталья Ивановна. — Это небезопасно для тебя. Эти люди не остановятся ни перед чем, пока не сведут тебя и Дениса в могилу. Чем больше мишеней, тем сложнее их остановить. Я тебе обещаю, что Денис будет в безопасности, под круглосуточным наблюдением, с него глаз не спустят. Но ты должна помочь. Это очень важно.
И я снова киваю, пока обжигающие слёзы стекают по щекам.
— Я буду приходить к тебе каждый день и рассказывать новости. Мы продолжим сеансы терапии, когда ты снова будешь готова.
И я снова киваю. Мне страшно до жути, но больше всего на свете я хочу, чтобы всё закончилось как можно скорее.
Надеюсь, что это безобразие не растянется на бесконечно долгое время. Надеюсь, что мой муж всё ещё будет меня любить, а не утешится в компании какой-нибудь другой женщины.
Эти два дня я провожу в каком-то аморфном состоянии. Меня трясёт и лихорадит от мыслей о том, на что я дала согласие. Мне хочется отказаться, но уже поздно. Я лишь надеюсь, что меня не забудут откопать и я не умру на самом деле, задохнувшись в собственном гробу.
Но, очевидно, всё проходит неплохо, потому что я просыпаюсь на больничной койке. Рядом со мной незнакомая женщина. Медсестра.
Она берёт кровь на анализы, замеряет давление, температуру, задаёт вопросы о самочувствии. А как я могу себя чувствовать? Если официально меня не существует? Если могила с моим именем — это последнее, что связывает меня с этим миром?
И я понимаю, какого дурака сваляла: расследование ФСБ может длиться вечно. Не факт, что когда-либо они смогут задержать всех преступников.
И если так, то…
— Наталья Ивановна, что если они никогда не задержат этих высокопоставленных преступников? — Спрашиваю я у психолога в очередную встречу. — Я никогда не смогу больше вернуться к мужу? Или… Меня убьют?
— Тьфу на тебя, Лукерья! Вот это фантазия! — Смеётся в ответ женщина. — Всё будет хорошо. Ты должна в это верить.
— Да чего же хорошего? — Жалобно пищу в ответ. — Я по мужу соскучилась! Страшно представить, как он справляется с… таким потрясением. Если бы мне пришлось пройти через подобное, я бы не выдержала…
Я срываюсь на шёпот, а потом — на слёзы. Я вообще здесь очень часто плачу. Потому что дни тянутся и тянутся, а ночи наполнены тоской и одиночеством. И этому нет конца и края.
Я заточена в палате. У дверей — охрана. И мне никуда не положено выходить. И я плачу. Смотрю в окно, ем, читаю, лежу, бесцельно глядя в потолок и плачу. Потому что мне кажется, что я никогда не покину этой палаты.
Постепенно я расслабляюсь. Не потому, что привыкаю. А потому, что персонал меняет отношение ко мне. Думаю, это от того, что всё — что бы это ни было — подходит к своему логическому завершению.
Я часто жалуюсь на головные боли, головокружение и тошноту. Врач считает, что это последствия отравления продуктами горения, а так же отсутствием прогулок на свежем воздухе. Но всё равно назначает мне полное обследование. И я рада нечастым прогулкам до кабинетов врачей.
Обследование служит поводом для нового вороха мыслей, всеобъемлющего и поражающего. Я разбита. Но я больше не думаю, что меня прикончат где-то в этой же больнице. Зачем бы им тогда так досконально заботиться о моём здоровье? Уж не пустят же они меня на органы только потому, что весь мир и так считает меня погибшей?
Мои нервы истощены, и меня беспокоит одно огромное «но»: то, что мне сказал при осмотре гинеколог. Теперь у меня есть некоторые проблемы, которые занимают меня куда больше пребывания здесь.
По крайней мере, от лечения, направленного на восстановление моего гормонального фона, есть пара весомых плюсов: головные боли практически не мучают меня и я много сплю. Буквально целыми днями. И в моих снах ко мне приходит Денис.
Приходит, чтобы показать, как сильно он соскучился по мне.
Я просыпаюсь неудовлетворённой, плаксивой и нервной.
И всё начинается сначала.
День за днём.
Целых бесконечных сорок дней со дня моей фейковой смерти.
А на сорок первый… Мой сон восхитителен и так реален! И я думаю, что, если я сошла с ума?
— Луковка, — слышу приглушённый голос мужа. — Просыпайся, маленькая.
— Денис, — я не хочу просыпаться, ведь он снова уйдёт!
Но моё тело горит от горячих объятий. На самом деле. И я застываю, боясь поверить в реальность.
Если Денис здесь, значит… Всё закончилось!
Разворачиваюсь в хватке его рук. Смотрю прямо в его глаза и вижу в них облегчение, радость, счастье. Должно быть, те же чувства, что испытываю я сама.
И делаю то, о чём мечтала каждый день своего заточения: целую его.
43. Он
Сердце с глухим стуком качает густую кровь. У меня сейчас пар из ушей повалит, и это вовсе не словесный оборот. Лукерья распаляет меня. Вызывает навязчивые желания.
Но не могу же я на самом деле разложить её на больничной койке!
Хотя и не сопротивляюсь, когда она неожиданно оказывается передо мной топлес.
Напротив, с вожделением торопливо уделяю время её груди. Смакую розовые тугие ягоды, наслаждаясь их вкусом и её стонами.
Луковка кусает свои губы, чтобы не быть громкой, но терпит поражение. Хрипит что-то. Я не разбираю рваного шелеста слов. Я взведён до предела. Сдержаться почти невозможно. Но я проявляю чудеса стойкости.
Не то место. Не то время. Не та реальность.
— Луковка, мы должны остановиться. — Почти умоляю её. — Пожалуйста.
Она упрямо качает головой.
— Мне было так страшно, Денис! — Шепчет жена. — Я думала, что умерла!
Твою мать! А уж как я думал! О чём я думал! И что я пережил!
Она решительно обнажается до конца.
— Я не могу остановиться, Денис, — разочарованно говорит мне. — Больше никогда, слышишь? Я больше никогда не хочу расставаться с тобой! Обещай мне, Денис.
Аромат её тела пьянит и дурманит. Что она хочет услышать? Я готов дать любые обещания, лишь бы она всегда была рядом.
— Я обещаю тебе, маленькая. Обещаю.
— Хорошо, — выдыхает она.
— Хорошо, — киваю ей.
Мозг не функционирует. На задворках сознания ещё теплится мысль, что я буду благоразумным, но я чувствую, что самым позорным образом — это последнее, чего я хочу.
— Я так скучала, Денис! Очень!
— Ты не представляешь, как скучал я! — Не лукавлю ни на одно мгновение.