— Проголодалась? — спросил Джей, опуская ее на пол.
— Думаю, немного поесть можно. — Это было неправдой. Желудок сводили спазмы, едва ли он мог бы принять пищу, но у Софи было ощущение, что Джей имел в виду нечто другое.
— Можешь подождать, пока я покончу вот с этим? — Он развернул ее к себе лицом и прижал к садовому столу с цветочными горшками. В этот вечер Софи заплела волосы в косу, потому что знала, что ему это нравится. Задавая свой вопрос, он разглядывал одну из золотисто-рыжих прядей, ореолом окружавших ее лицо.
— Покончишь с этим? — переспросила она. Солнечный локон, которым он водил по ее губам, приятно щекотал кожу.
— С этим... Пока не нагляжусь на мою жену, не выпью ее до дна, не съем ее глазами...
«Мою жену». Два слова, которые способны заставить ее воспарить к небесам или низвергнуться в бездну.
— Будешь отщипывать, откусывать, отпивать? — сказала она, защищаясь шутливым тоном. — Ах, эти гастрономические метафоры.
— М-м-м, снимать пробу, смаковать...
Слова лились из него, он продолжать ласкать ее губы кончиком локона, а Софи стояла, затаив дыхание от искрящего напряжения чувств.
Но ведь, кажется, это он, а не она боится щекотки. Быть может, такова плата судьбы за все те случаи, когда она мучила его? Мерцание свечей, казалось, проникло ей внутрь. Маленькие горячие язычки пламени вспыхивали и дрожали с невыносимой яркостью. Повсюду.
— Еще, — прошептала Софи.
Это было приглашение. Она жаждала экстаза. Джей не мог этого не понять, однако почему-то отстранился, и у Софи вырвался мучительный вздох. Свечи внутри разгорались все ярче. Это было безумие. И когда он, наконец, прижался губами к её рту, она задрожала от проникавшего, казалось, в самую душу поцелуя.
— Джей, я люблю тебя, — прошептала она.
Признание вырвалось само собой, как только он оторвался от ее губ. Софи молча наблюдала за его реакцией: голова резко дернулась назад, и, словно выстрел, прозвучал судорожный вздох. Но через мгновение он подхватил ее за руки и прижал к себе так, что она не могла пошевелиться. Он вглядывался в ее лицо, желая прочесть на нем правду, в губы, произнесшие признание. Что-то мучительно клокотало у него в горле.
— Постой, — прошептала Софи.
Но поздно, его уже было не остановить. Софи утратила контроль над ситуацией в тот самый миг, когда сделала себя беззащитной своим признанием. Не обращая внимания на ее слабый протест, Джей подхватил ее на руки и опустил на стол, покрытый винилом в красную и белую клетку.
Оценивающе хмыкнув, он просунул руки под подол черно-белого платья и заскользил вверх по бедрам, задирая его наверх. Внезапный прилив желания охватил Софи, ее мышцы напрягались и каменели под его скользящими ладонями. Она почувствовала тепло, разливающееся между ног.
— О Господи... — Это было единственное, что ей удалось выговорить, когда он упал перед ней на колени. Она смотрела вниз сквозь опущенные ресницы, и он представлялся ей черным ангелом, опустившимся на ее лоно. Одно медленное, скользящее прикосновение его языка — и Софи пропала. Она начала кричать... и не могла остановиться до самого конца.
Уоллис бродила среди плакучих ив, полумесяцем окружавших ее расцветающий летний сад. Эти изящные деревья всегда успокаивали ее, а сегодня вечером их целебное воздействие было ей особенно необходимо. Покров темноты устраивал Уоллис. Весь вечер она не могла привести в порядок путающиеся в голове мысли и унять бешеный стук сердца и надеялась, что здесь, вдали от яркого освещения, глухая тень деревьев справится с тем, с чем не могла справиться она сама.
Сцепив руки и прижав их к груди, Уоллис думала; неужели эта дрожь никогда не пройдет? Неужели она навсегда останется маленькой полоумной старушкой, которая даже говорить не может без нервной дрожи в голосе? Сегодня вечером она даже есть не могла от волнения.
— Оттого, что ты здесь прячешься, Уоллис, проблемы сами собой не решатся.
Оборачиваясь на звук голоса, сопровождавшийся сердитым придыханием, она уже знала: сейчас произойдет то, чего она так старалась избежать — стычка с Элом. Он был в бешенстве. В прежние времена Ной в приступах ярости стирал ее в порошок, и, несмотря на всю силу характера и умение владеть собой, Уоллис до сих пор сникала, словно цветок под ножом садовника, перед лицом мужского гнева.