Жаркец: Знаешь, это…
Креше: Неразглашение и секретность гарантированы. Рассказывай все сначала и подробно.
Жаркец: Это случилось, когда мы отмечали сдачу экзаменов после десятого класса.
Креше: После десятого класса?
Жаркец: Да. Я не очень компанейский человек, редко выпиваю. Но в тот вечер все напились, как поросята. А я пил какой-то красный сок, а часов через шесть до меня дошло, что это ликер. И вдруг я опьянел так, как никогда в жизни. И попросил одну свою одноклассницу, чтобы она помогла мне выйти на свежий воздух. Ноги у меня вообще не шли. Она сидела напротив меня за столом, и было в ней килограммов сто, то есть видно было, что на нее можно опереться… в пьяной ситуации. Она взяла меня подмышки и понесла в сад. Но когда они шла по тропинке через сад, споткнулась о какой-то камень и упала в траву. А поскольку она держала меня подмышкой, я упал на нее. Вот так я невинность и потерял.
Креше: С такой толстухой?!
Жаркец: Во всем был виноват камень.
Креше: Думаешь, камень?
Жаркец: Да, камень. Да я еще и пьяный был. Поэтому мягко и упал. Она вся была такая мягкая. Короче говоря: провалился я в нее. (Пауза) A ты, как ты потерял невинность?
Креше: Это было давно. В мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать.
Жаркец: В двенадцать лет?!
Креше: Да, в день рождения.
Жаркец: Я читал, что вы, далматинцы, созреваете быстрее, чем европейцы. Но врать мне не надо.
Креше: Я не вру, правда…
Жаркец: Только не надо! Мы же не подростки.
Креше: Да, правда. Это было в день рождения. В двенадцать лет.
Жаркец: Может, я и поверю, что в день рождения, но что в двенадцать лет — никогда.
Креше: Ладно. Не в двенадцать.
Жаркец: Вот так. А теперь рассказывай правду.
Креше: Это было в мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать четыре года. За год до того, как я пошел работать.
Жаркец: Рассказывай.
Креше: В тот год у меня было много халтуры. Пока длится туристический сезон, мы много работали. А потом, где-то осенью у меня появились хорошие бабки, и мы с другом решили поехать на неделю в Париж, на экскурсию.
Жаркец: И там это все и случилось?
Креше: Да, там. Уже в первый день, когда мы туда приехали, я знал, что все будет очень необычно. Как-то я это чувствовал. Я тогда был каким-то молчаливым, мне хотелось узнать женщину, чтобы стать мужчиной, который эту тайну уже знает. И вот, как сейчас помню, во вторник мы познакомились с одной очень красивой студенткой из Англии. Она была там со своей сестрой. А мы все вместе завтракали. Все, конечно, было оплачено. И как раз тогда я впервые за завтраком ее и увидел. И улыбнулся ей, а она мне. Я едва смог дождаться завтрака в среду. Я снова на нее посмотрел и улыбнулся, и она тоже мне улыбнулась. Потом я чуть дождался четверга. В четверг мы снова с ней переглядывались и улыбались. Потом пятница: мы снова, не говоря ни слова, смотрели друг на друга и улыбались. Только в воздухе как будто возник какой-то электрический разряд. Что-то такое необычное и возбуждающее. Потом она вдруг положила свой бутерброд на стол, подошла к столику, где завтракали мы с другом, и спросила: «Здесь свободно?» Я сказал: «Да». И она присела к нам.
Жаркец: И?
Креше: И начала разговаривать с моим другом, а он с ней. Потом они послали меня за сигаретами в магазин через дорогу, потом за спичками. А когда я пошел за газетами, они договорились вечером пойти в дискотеку. В тот вечер, когда мой друг и эта англичанка вернулись из дискотеки, они попросили меня куда-нибудь уйти из комнаты, чтобы они вдвоем могли… ну, ты понимаешь?
Жаркец: Понимаю.
Креше: Я ушел и отправился в ближайший публичный дом. Вот так я и потерял девственность.
Жаркец: Грустная история. Очень грустная.
Креше: Да нет. Правильный расчет — долгая любовь. А мой друг до сих пор этой англичанке платит алименты.
Жаркец: А, вот как…
Креше: Да, вот так. (Пауза) А теперь ты расскажи, как ты познакомлся с Драгицей.
Жаркец: Думаю, тебе неинтересно будет.
Креше: Будет.
Жаркец: Не будет.
Креше: Обязательно будет, рассказывай.
Жаркец: Ну, ладно. Если ты настаиваешь. Это было в один прекрасный весенний день в Любляне, когда ласточки были готовы сорваться с ветвей деревьев, чтобы подняться в безоблачную высь. Я в то судьбоносное утро шел медленным шагом, почти паря над землей, мимо полицейского участка, когда услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Я оглянулся и увидел Драгицу с обычным кошельком в руке. Она говорит мне: «Эй, господин, это вы уронили кошелек?» Я говорю: «Нет». Потом мы пошли в полицию, а потом в кино.