Выбрать главу

Граф хмыкнул, залпом опрокинул в рот содержимое чашки, поморщился и закашлялся.

— Что ты туда намешала? Дерёт-то как!

— Меньше знаешь — крепче спишь, — отрезала Мариэта. — Вот новая рубашка. У меня их не полные сундуки, постарайся с одеждой бережнее обращаться.

— Марита, ты снимешь ошейник? — тихо проговорил мужчина. — Я сам не могу дать магическую клятву, а покупной у тебя, наверное, нет, но могу поклясться родовым именем, что не стану убегать или вредить. Я понял, что ты права, поэтому обещаю вскопать эту грахову землю, и во всём помогать, пока мы не соберем денег на поездку. Обещаю, что втройне верну всё, что ты на меня потратишь.

Мариэта замерла, глядя в невозможно-синие глаза «покупки». Нельзя быть таким привлекательным, это можно расценивать, как ходячее приворотное зелье! Хорошо, что он попал под её охранку, вряд ли соседи будут вблизи его лицо рассматривать, а с пятнами, да издали, может быть, не разглядят, насколько её «брат» привлекателен.

— Марита, ты слышишь, что я говорю?

— А? Да, слышу. Торговец говорил, что для того, чтобы снять ошейник, его сначала надо активировать. В смысле, мне вступить в права хозяина.

— Ты, что, до сих пор этого не сделала? — поразился мужчина. — Довольно глупо с твоей стороны, ведь ты могла приобрести не потомственного аристократа, а лиходея или убийцу. Они бы тебя не пожалели!

— Но у меня есть магия, поэтому я не чувствую себя совсем уж беззащитной, — пожала плечами женщина. — Посиди спокойно, я сейчас всё сделаю.

Зельеварка вытащила договор купли-продажи, который ей вручил торговец, и внимательно его перечитала.

Удивительная вещь — один человек оказывается в полной власти другого. Разве это правильно?

Вздохнув, женщина взяла ножик и примерилась порезать ладонь — для активации нужна была кровь хозяина. При оформлении покупки кровь ей пустил сам продавец — провёл по ладони так быстро, она ничего не успела почувствовать, а тут надо самой.

Зажмурившись, Мариэта взмахнула ножом и ахнула, когда её руку перехватил граф.

— Так ты себе полруки отхватишь, — пробормотал он. — Давай, я. Не бойся, это почти не больно.

С последними словами мужчина сильно сжал её средний пальчик и быстрым движением кольнул мякиш. Сразу же выступила большая рубиновая капля, и Мари стряхнула её на перстень. Жидкость немедленно впиталась, перстень мигнул синим, и погас, внешне снова став обычным, не слишком дорогим, украшением.

Одновременно с перстнем мигнул, но уже красным, ошейник, и граф тихо зашипел.

— Больно? — испугалась Мариэта. — Сейчас сниму! — и потянулась к шее «брата».

Со стороны выглядело так, будто она его обнимает: тонкие руки закинуты на шею, пальцы гладят ошейник, нащупывая защелку.

— Надо вставить камень перстня, там должен быть паз для него, — подсказал мужчина и опустился на колени. — Тебе так удобнее будет.

Действительно, теперь она нашла выемку сразу, приложила перстень, и ошейник развернулся, став полоской.

— Вот и всё, — тихо сказала Мариэта и медленно убрала руки, но в последний момент одну ладошку перехватил Михаэль. Осторожно сжал и, глядя на женщину снизу вверх, поцеловал пострадавший пальчик.

— Что ты делаешь? — Мари собиралась сказать это возмущённо, но голос предательски дрогнул.

— Залечиваю ранку, — ответил мужчина. — Спасибо!

Грах его знает, что это такое!

Мари была сердита. Очень. На себя.

После того, как она сняла ошейник, Михаэль неуловимо изменился. Будто бы стал выше или внезапно стал полностью здоров. Нет, конечно, он остался прежнего роста, а выздоровление шло своим чередом, просто мужчина снова стал свободным. Осознание этого изменило его осанку, взгляд, манеру держаться.

Они перенесли в пристройку соломенный матрас, Мариэта застелила постель, кинула салфетку на неказистый стол, поставила чашку и кувшин с водой. Подумав немного, принесла сменную рубаху и штаны, повесила на крючок у очага свежее полотенце, оглядела помещение. На магические светляки денег не было, поэтому Мари, как и все её соседи, обходилась свечами. Конечно, с ними хлопот больше, надо следить, чтобы не подожгли чего, вовремя снимать нагар и чистить потёки, зато дюжина свечей стоила одну самую мелкую медяшку, а за светляк надо было отдать целую монету.