Голова болела, тело тоже, будто его долгое время кидали и катали. Осмотрев себя, он обнаружил несколько зреющих синяков. Вчера за ужином, кажется, он выпил лишнего — проснулся в одних нижних штанах и рубашке нараспашку! Остальная его одежда, живописными кучками валялась по прихожей и гостиной.
Единый, что же вчера с ним было?
Он отчетливо помнил саму трапезу, подавали его любимые куарнаки, потом графине стало нехорошо, и он довёл её до дверей. А дальше — обрывки, но очень странные.
Будто он и графиня страстно целовались, а потом любили друг друга. Нет, любовью это животное совокупление нельзя было назвать. Барон сам от себя был в шоке — неужели, этот ненасытный зверь — был он? Может быть, ему все приснилось?
Мужчина ещё раз осмотрел себя, особое внимание уделив мужскому органу — никаких следов, что сегодня ночью он был не один.
Странно. Откуда тогда воспоминания и легкость в теле? Он должен увидеть графиню! Немедленно!
Прорваться к жене кузена оказалось непросто — Её Сиятельство еще не выходила, а камеристка стояла насмерть.
Но барон был настойчив, как никогда, и его упорство было вознаграждено — он попал в святая святых каждой женщины — её спальню.
Вроде бы, знакомое помещение, а, вроде бы, и нет.
Кровать выглядит так, словно в ней спал один человек и именно спал, а не предавался наслаждению. Простыня! В его видении-воспоминании простыня была белая, а тут — золотистая. Рядом лежит что-то пестрое… Покрывало? Но он помнит, что покрывало было светлое.
Графиня заплакана — раскаивается за произошедшее ночью или горюет о муже? Если второе, то о каком из двух?
Барон потряс головой, отгоняя картинки, в которых он берет графиню в разных позах.
Грах, похоже, у него проблемы.
Его воспоминания и тело говорят, что он провел эту ночь не один, но он не обнаружил ни одного подтверждения, что это был не сон.
Итак, он выбил у графини разговор. Может быть, тогда-то всё и прояснится?
Мужчина вернулся к себе, привёл свой внешний вид в порядок и уже через половину оборота подходил к гостиной. Естественно, графиню пришлось ждать, и, похоже, она не спешила: барон просидел в одиночестве целый оборот, пока дверь не раскрылась, и в комнату не ступила Гвинет.
— Закройте двери, — вставая, приказал барон. — Нам лучше беседовать без посторонних ушей.
— Нет, дверь останется приоткрытой, моя камеристка и два слуги всё время будут нас видеть. Если вы не согласны, я немедленно возвращаюсь к себе, — отрезала девушка.
Энгель скрипнул зубами, но был вынужден согласиться.
— Позвольте, я за вами поухаживаю, — подойдя ближе, он отодвинул стул, приглашая даму садиться.
После секундного колебания, Гвинет села, стараясь не коснуться мужчины и краем платья.
— Миледи, — барон понизил голос, чтобы свидетелям их беседы не было слышно, — с кем вы провели эту ночь?
Девушка удивленно посмотрела на мужчину и зарделась:
— На что вы намекаете? Со своей кроватью, подушкой и одеялом, разумеется!
— А у меня стойкое убеждение, что эту ночь мы с вами провели вместе.
— Странно, почему тогда я вас не заметила? Конечно, у меня просторные покои и большая кровать, но не настолько, чтобы не рассмотреть в ней еще одного человека, — парировала Гвинет.
Энгель растерялся. Он надеялся, что девушка вспылит, начнет торопливо доказывать, горячась и крича, задергается. Но она, кроме вполне объяснимого румянца, ничем не выдала своего волнения, отвечала спокойно и, даже, слегка насмешливо.
— Мы поужинали, потом мне стало нехорошо, вы проводили меня до дверей покоев, где мы расстались. Второй раз я увидела вас уже утром, когда вы весьма бесцеремонно ворвались в мою спальню.
— Вы уверены?
— Разумеется. У меня большое горе, а еще я беременна, но это не означает, что я страдаю провалами памяти, — уверенно ответила Гвинет. — Почему вы задаете такие странные вопросы и утверждаете, что этой ночью мы были вместе?
Барон смешался.
— Прошу меня простить, видимо, я принял сон за явь, поэтому и явился выяснить — было или не было, — пробормотал он и перевел разговор. — Когда вы намерены показаться магам?
— Я сообщу.