Едва забросив детей в садик и школу, я помчалась в офис. Опоздала ненамного, всего на десять минут, но все равно это проявление безответственности, которое непременно заметит босс, если уж заметила его противная секретарша, сделавшая мне замечание. Я буквально ворвалась на свой этаж, взмыленная, уставшая уже с самого утра. А еще я не успела выпить кофе, да и внешний вид мой оставлял желать лучшего. Всегда опрятно одетая и с аккуратной прической, в этот день я выглядела так, будто меня протащили по асфальту за автобусом, а не везли на сиденье внутри. Надо заметить, чувствовала я себя примерно так же. Из-за утренних срочных заданий, которые накопились за неделю моего отсутствия, кофе мне удалось выпить только часам к одиннадцати. Нужно ли говорить, что к тому времени я уже сходила с ума от усталости и меня преследовало единственное желание ― закрыться в кабинете и поспать хотя бы пару минут?
Бессонная ночь и отсутствие кофе сильно сказывались на моей работе. К этому прибавилось волнение и постоянные мысли о том, что на следующий день придут органы опеки, чтобы забрать у меня малышей. Отчаяние и страх постепенно достигали точки кипения. Из-за всего этого я совершала ошибку за ошибкой. Босс уже трижды вызывал меня в свой кабинет, сурово смотрел и хмуро просил переделать документы. Я боялась, что с таким качеством работы уже завтра у меня были все шансы оказаться на бирже труда. Поэтому я снова и снова бегала в уборную, чтобы плеснуть себе в лицо холодной воды, заваривала очередную чашку кофе, стойко игнорируя колотящееся сердце и темные пятна, которые периодически появлялись перед глазами. Спасибо моему коллеге Барни, он купил мне батончик мюсли, чтобы я не свалилась в обморок.
Понедельник всегда был забитым днем в офисе. Все важные встречи назначались в первую очередь на этот день, и босс, как правило, отсутствовал на месте. Но в этот день, как назло, мистер Мастерс все время провел в своем кабинете. Когда время стало неумолимо приближаться к пяти вечера и вскоре мне предстояло забирать малышей, паника достигла своего апогея. У меня начали трястись руки, все тело стало каким-то ватным. Я готова уже была идти на отчаянные меры по спасению детей: последней безумной идеей, которая пришла мне в голову, было выкрасть их и тайком увезти в Россию. Я настойчиво игнорировала здравый рассудок, который подсказывал, что мне не дадут этого сделать без письменного согласия родителей и Службы защиты детей. Но я впала в такое отчаяние, что перестала разумно мыслить.
За пять минут до окончания рабочего дня зазвонил стационарный телефон. Секретарша босса противным голосом, растягивая слова, сообщила, что мистер Мастерс ждет меня в своем кабинете, и добавила, видимо, чтобы добить:
― Он в отвратительном настроении. Очень злой. Очень.
Такая мерзкая девица. Ее ненавидит весь офис. И от этого еще больше непонятно, за что мистер Мастерс держит ее при себе, ведь он ценит высококвалифицированных сотрудников. А эта гадина тупая, как пробка, и медлительнее улитки.
Я притащилась к кабинету босса и под ехидную улыбку секретарши постучала в дверь.
― Войдите! ― отрывисто и раздраженно. У меня и так было состояние на грани истерики, а еще поджимало время. Я сжалась в комок и просочилась в кабинет Мастерса.
― Закройте дверь, мисс Белова, ― рявкнул шеф, и я подпрыгнула от резкого тона. Закрывая дверь, поймала насмешливый взгляд Джун, которая демонстративно сбрасывала в сумочку помаду и зеркальце.
Как только деревянное полотно со щелчком встало на место, я медленно повернулась к боссу и, заведя руки за спину, прислонилась спиной к двери. Мистер Мастерс выглядел разъяренным, а я была так напряжена, что дрожали коленки.
― Подойдите и сядьте.
Было слышно, что он едва сдерживает себя, чтобы не наброситься на меня и не разорвать в клочья. Поэтому я молча сделала так, как он сказал. Села в скрипящее кожаное кресло, слегка поерзала на нем, сцепила на коленях холодные потные пальцы и замерла. Я смотрела, как он перебирал документы, страшась момента, когда на меня посмотрят эти холодные, как лед, глаза, и он скажет, что я уволена. Тогда мне терять будет больше нечего. Останется только выкрасть детей и связаться с какими-нибудь преступниками, чтобы меня вывезли в Россию. А там уже станет полегче. Там папа со своими связями, родной язык и люди понятливее. От одной мысли, что мне придется так поступить, затряслась нижняя губа, а в горле встал такой противный ком, который совсем невозможно было проглотить.