Стали укладываться. Девушки расположились в шатре первыми, свив у изголовьев уютные гнездышки из мягких вещей. В теплых спальниках, натянутых поверх слоев одежды, они походили на толстеньких куколок насекомых. Следом полезли мужчины. Они закидывали на оставшиеся места свои по-спартански худые вещмешки и, плюхнувшись следом, небрежно упаковывались в спальники - гораздо более тонкие, чем у девушек. Ион появился самым последним, когда половина спальников уже дремала, и первый ночной дежурный по подкладыванию дров уже расположился у печки. У Иона не переводились дела на улице, чему он был, похоже, только рад: пока все укладывались, он поднаколол запас дров для завтрака, натопил на костре воды из снега («Ксюш, будь дружком – поставь на печку, завтра быстрей все приготовим, ага, хе-хе»), зачем-то долго возился у своего рюкзака, хотя прежде не был замечен в заботе о личных вещах. Потом просто бродил туда-сюда, поскрипывая снегом, мурлыкал песенки, которых якобы не знал, курил сигареты, судя по громкому кашлю, и снова вспоминал «проклятые рудники, хе-хе». Танюша лежала и диву давалась, как можно быть таким расточительным к своему комфорту. Ведь все это время у него были сырые стылые ноги! Наверное, даже более сырые и стылые, чем у всех, потому что он совершенно себя не берег, залезая по пояс в снег, чтобы спилить сушину, и носясь туда-сюда по лагерю, чтобы прийти всем на помощь. Свою пуховку он с Танюши так и не снял («пусть пока у тебя будет, хе-хе, вечером отдашь»), и пребывал на двадцатиградусном морозе в одной флисовой кофточке и ветровке. Танюша с самого утра считала часы, когда можно будет сменить дневные носки на ночные, сухие и теплые, а все сырое, включая ботинки, развесить в шатре на сучках центрального шеста. Кстати, шест этот по ее просьбе был сделан из сухой елочки. Когда она взмолилась, чтобы для этой цели не рубили живое деревце (как поступали обычно), Ион поспешно взял топор из рук не успевшего опомниться Игорька (тот, конечно, и не подумал бы следовать столь абсурдному пожеланию) и поспешил в лес, приговаривая «сейчас-сейчас, не боись, найдем суше некуда», и спустя всего несколько минут притащил готовый обчищенный «фикус». Игорек ворчал, что сухое дерево менее гибкое и прочное, и потому для опоры шатра не подходит; но Ион, видно, сумел отыскать какую-то уникальную сушинку, которая подходила для всего. Помимо строительных и природоохранных достоинств, у нее оказалось изобильное число сучков, что позволило развесить на ней свои ботинки-носки-варежки всем желающим. Как известно, теплый воздух поднимается вверх; по этой причине крепить что-либо на просушку к низким стенкам шатра практически бесполезно. В конце концов даже Игорек перевесил свои вещи на сухой «фикус». С этого момента спор о выборе шеста был закрыт, ответственным за его добычу раз и навсегда был негласно определен Ион и, к великой радости Танюши, ни единое живое деревце в лесу от их группы больше не пострадало.
А сейчас он почему-то не торопился воспользоваться плодами своих трудов. Шест был так плотно увешан вещами, что походил на новогоднюю елку. Все свободные углы в шатре были заняты чьими-то ботинками, калошами, рюкзаками, посудой и прочим нужным барахлом. Но Ион палец о палец не ударил, чтобы застолбить себе мало-мальское местечко для хранения и сушки. Он словно был выше этого, предпочитая свободу на морозе суетной борьбе за материальные блага. Наконец, забеспокоился даже Серега (сегодняшний день многому научил его).
- Ио-оныч! Ты там часом не уснул на холодке, а? – крикнул он, приоткрыв дремотные глаза.
- Серега! Ну вот умеешь ты прервать на самом интересном месте! – донеслось издалека. – Я только-только решил уединиться, и на тебе…
Еще не спавшие товарищи дружно захихикали. Спустя несколько минут в шатер осторожно пролез Ион. Скинув ботинки – он и не подумал повесить их сушить – он присел на корточки около «фикуса» и оценивающе оглядел плотный ряд лежащих куколок.