— Который час? — мягко спрашивает.
— Я не знаю, у меня же телефона нет. Часов нет. Ноутбука тоже нет. И я беспокоюсь о детях. Я думала, мы ночью вернёмся!
— С ними всё в порядке. Эстела на связи.
Разворачивается, тянется рукой и извлекает из-под кровати свой телефон — у него это давняя привычка держать гаджеты на полу — доступными в любое время.
— Чёрт, ещё шесть утра только. Что ж ты такая ранняя для воскресенья?!
Набирает номер и протягивает телефон мне:
— Это Эстела, поговори.
Я, само собой, на своём ломаном английском выясняю, что с потомством моим всё в порядке: пообедали, поужинали, сейчас спят. Великолепно. Прямо богемная жизнь. Раньше мне такое и не снилось, чтобы за моими детьми кто-нибудь вот так ухаживал, высвободив меня хоть на время. Но, честное слово, лучше бы я вчера осталась дома: воспоминания о прошедшей «прогулке» имеют отвратительно тошнотворное горькое послевкусие.
Отдаю телефон номинальному мужу и небрежно бросаю:
— Что, брюнетка вчера не позволила остаться у себя?
— Не понял? — вонзает в меня свой карий взгляд.
— Всё ты понял, — хлещу.
И по внезапно нахмуренным бровям я вижу, что действительно понял.
— Я и не стремился нигде оставаться, — отвечает сдержанно, но с явным раздражением.
Алекс не из тех, кто любит точить язык. Он вообще никогда этого не делает. Общение с женщинами у него всегда происходит в тональности мягкости и всепоглощающе медового дружелюбия, если только они не его подчинённые.
Но вчерашние воспоминания уже вогнали меня в настроение «кусаться»:
— Ты зачем меня приволок сюда? Чтобы демонстрировать свою распущенность? И я не только о «вчера» говорю, но и глобально о своём пребывании в этой стране, твоём доме, жизни…
— Если ты хочешь поговорить, то время выбрано не самое удачное. Я после вчерашнего соображаю туго. И я не демонстрирую тебе ничего.
С этими словами выбирается из-под одеяла и направляется к шкафу, показывая мне при этом свои безупречные ягодицы в боксерах. Ага, совсем голым дефилировать пока не решается, а ведь я-то прекрасно знаю, что ему это ничего не стоит, никаких комплексов и стеснения раньше не наблюдалось.
Любуюсь. Любуюсь, пока он натягивает мягкие штаны и кремовую футболку с длинными красными рукавами «реглан», ещё больше подчёркивающими ширину его плеч. Любуюсь мышцами на спине, руках, ногах под смуглой кожей. Этот ли человек не мог подняться с постели всего несколько месяцев назад и ужасал меня своей худобой как из фильмов о нацистских концлагерях?
— Алекс…
— Да? — вопросительно смотрит на меня, развернувшись вполоборота.
— Мне кажется, тебе не стоит злоупотреблять алкоголем ещё хотя бы несколько месяцев. А ещё лучше вообще не пить, не курить, поменьше шататься по развлечениям, побольше отдыхать и набираться сил.
Он отворачивается, но по лёгкому движению мышц щеки я чётко вижу, что улыбается красивый Алекс неожиданно счастливому шкафу. Ну надо же, при таких-то толпах поклонниц дарить свои улыбки неодушевлённому предмету!
— Заботишься обо мне? — спрашивает голосом, похожим на топлёное молоко.
— Наиглупейший вопрос.
— Хорошо, не буду, — говорит. А что не буду — не ясно.
Выходя из каюты, слегка улыбаясь, добавляет:
— И я не таскаюсь по развлечениям.
И вот не знаю почему, но есть у меня какая-то предательская уверенность в том, что он говорит правду.
Phaeleh — Afterglow (feat. Soundmouse)
Снова раздеваюсь и лезу обратно в постель: ещё рано, чего даром в тесных джинсах живот мой толстый мучить? Ну, не такой уж он и толстый! Есть немного лишнего, конечно, совсем чуть-чуть, но Марку подавай, чтобы все прямо тощими моделями были! После вторых родов избавиться от живота полностью у меня не получилось, хотя, положа руку на сердце, я не очень-то и старалась, но теперь, видно, придётся. Надо же «соответствовать» хоть как-то, ну хоть в общих чертах.
Что это со мной? Вчера только собиралась билеты менять, а сейчас уже строю планы обольщения? И что, это из-за двух несчастных улыбок? Боже, как же низко я пала…
Уже начинаю дремать, укрывшись с головой одеялом, как дверь тихонько открывается, и Алекс, сосредоточенный, осторожно входит в каюту, держа в руках поднос, от которого по всей спальне тут же разливается аромат свежесваренного кофе.
Выползаю из-под одеяла на запах: на подносе, уже очутившемся посередине кровати, стоят две большие чашки с кофе и тарелка с горячей яичницей, тонкими колбасками и овощами, ещё пирожные и круассаны.
— Какая роскошь, — говорю. — А что повар ещё не уехал с этой яхты? Гарсонов вроде не видать.