И хотя этот их разговор состоялся не при мне, знала я о нём практически сразу — Артём сам рассказал. Он был в ужасе от того, с кем мне и детям предстоит теперь жить: Алекс танком прошёлся по нашей семье, чувствам моим и моих близких, а я, словно заспиртованная лягушка в банке, безвольно наблюдала всё это со стороны. Все решения принимались за меня и без меня, я только ставила свою подпись в указанном месте. Неудивительно, что Алексу удалось так разбогатеть — люди вели себя с ним иначе: строптивые соглашались, смелые трусили, нерешительные решались.
Всего через неделю американские визы были вклеены в паспорта детей, моя же оставалась в силе ещё с сентября. Алекс приказал взять с собой только самые необходимые вещи — одежду и остальное можно купить и в Штатах, а я, как зомби, просто делала, что он говорил.
Прямо перед отъездом мы заехали к моим родителям — знакомиться. Алекс… Алекс — это человек, в совершенстве владеющий инструментом «обаяния». Наши с ним разногласия и недопонимания — это наши с ним разногласия и недопонимания, а для моих родных Алекс в высшей степени внимательный, улыбчивый, обворожительный мужчина, и весьма неожиданно — мой новый муж.
Когда мама — человек, призывавший мою совесть проснуться в течение двух самых счастливых в моей жизни лет, не единожды слёзно воскликнувший «не могу поверить, что родила и воспитала тебя я!» — так вот, когда моя мама, наконец, увидела его, она сказала:
— Теперь только я понимаю тебя, дочь…
Когда моя драгоценная сестра, мой старший товарищ и вездесущий зоркий глаз, всегда выручавший и прикрывавший, да в принципе сделавший эту мою «связь» возможной, но никогда не забывающий напомнить непутёвой мне о том, кто именно является чёрным пятном на репутации нашего семейства, простояла минут пять с открытым ртом и захлопнула лишь для того, чтобы спросить: «А где таких делают?», я поняла, что легко мне никогда не будет.
Даже папа — в высшей степени неприветливый и сухой человек, привыкший, чтобы честь отдавали ему, а не он кому-то — никогда на моей памяти не встречал и не принимал вот «так» Артёма.
Официальный статус «жены» очистил меня от всех грехов и амнистировал в моём лице достойного члена семейства. Гордости у меня не было, радости тоже: в душе́ росла и крепла тревога, потому что «страх» — это для более серьёзных вещей, таких, как лейкоз, например.
Наш самолёт до первой точки пересадки — Франкфурта — поднялся в воздух в восемь часов вечера. Алексу досталось место рядом с Алёшей, выпросившему «окно», мы с Соней расположились так же, в том же ряду, но через проход напротив. Тот вечер, оранжевый свет уходящего мартовского дня и силуэт Алекса, склонившегося над своей бесконечной работой в планшете и ноутбуке, навсегда останутся в моей памяти поворотной точкой. Я смотрела на своего красивого мужа и думала о том, какую гигантскую ошибку совершаю.
Как долго всё это продлится?
Сколько дней, месяцев, лет он продержится рядом со мной?
И что будет, когда всё закончится?
Я всё понимала, но остановиться уже не могла.
Глава 3. Начало нового
Kings Of Leon — WALLS
Мы прилетаем в полдень, и в доме на берегу нас встречает обедом Эстела.
Эстела — мексиканка лет пятидесяти, несколько раз в неделю приходившая убирать дом, когда Алекс болел. Теперь она будет жить с нами постоянно. Эстела полная, добрая, улыбчивая и очень душевная: она встречает меня объятиями и признаётся, что всё это время «молила деву Марию о моём возвращении, ведь я так нужна ему»... Однако мне почему-то кажется, что Эстела рада меня видеть куда как больше, чем он.
Алекс странный. Очень. И ведёт себя так, будто мы чужие. Я уверена, всё дело в том, что я ударила его — он не может мне простить своё разбитое лицо. Но на самом деле причина другая, и я узнаю о ней не сразу. Оказалось, моя разрушенная семья далась Алексу с большим надрывом: он наступил на горло своим принципам и совести. Он считал, что я сама должна была сделать правильный выбор (то есть, выбрать его) и просто жить с ним. Поскольку он понял, что этого никогда не случится, ему пришлось пожертвовать своей честью и решить всё за меня. Поэтому он и злился, ну и совсем чуть-чуть из-за своего лица. Так он скажет мне потом, а пока не замечает меня.