Поморщился от осознания, что другого выхода нет и нужно обращаться. Ведь иначе родовые земли не покинуть из-за этой проклятой свадьбы. Не люблю я этого, но, похоже, придётся.
Магия обращения досталась мне от давнего предка. Умение это очень редкое, полезное, но от того не менее отвратительное. Потом мучают изжога, хрипота и странные сны. Да и ипостась у меня не из лучших. Однако в сложившейся ситуации выбирать не приходится. Или так, или месяц заточения. А я должен знать, кого пустил под родную крышу. Не хотелось бы, чтобы эта самозванка зарезала меня во сне…
— Ну что ж, дорогая, приятно было поболтать, — с издёвкой протянул, поднимаясь из-за стола. — Но мне нужно ненадолго отлучиться. Не скучай тут без меня.
Подошёл к окну, спиной чувствуя сверлящий взгляд женщины, распахнул его, впуская стайку холодных снежинок. Запрыгнул на подоконник, встряхнулся, оборачиваясь орланом, и взлетел. Одного в умении обращаться в птицу не отнять: полёт — ни с чем несравнимое удовольствие.
Глава 7. Тяжёлые экономные будни. Веселье продолжается!
Словами не передать, как я перепугалась, когда в одну секунду у меня пропал голос. Двумя руками схватившись за горло, безуспешно пыталась выдавить из себя хотя бы звук, но все оказалось напрасно.
Что это? Что сотворил с моим прекрасным голосом этот гад?
Магия! Он применил ко мне магию!
И такой первобытный ужас охватил все существо от осознания собственной беспомощности перед мужем, что даже моя стойкая, укрепленная тренингами и суровой реальностью психика начала давать сбой. Да так, что я готова была умолять Арэна снять заклятие, наступить на горло своей гордости, закрыться в своих комнатах и не отсвечивать там целый месяц, как того и желал он. Лишь бы вернул мне мой голос!
Губы онемели, будто он мне тут бесплатную инъекцию ботокса устроил, в горле встал ком, а глаза защипало от сдерживаемых злых слёз. Вот же скотина! Истинный мужчина — когда не знаешь, что ответить, заткни женщине рот. Только наши обычно поцелуем затыкают, а этот… Гендальф на минималках!
Постучала по столу, привлекая его внимание, и постаралась взглядом дать понять, что пора бы и совесть иметь.
Но это бессердечное чудовище, за которое мне не посчастливилось выйти замуж, в ответ на мои умоляющие взгляды и пантомимы, лишь равнодушно смотрело и, казалось, думало вообще о чем-то своем.
А должен обо мне! Я же его жена! Он обязан заботиться обо мне, а не членовредительством заниматься.
У-у-у, гад магический!
И так мне себя жалко стало в этот момент, что, помимо воли, на глаза всё же навернулись слезы. Все силы приложила, чтобы не показать слабость и позорно не разреветься. Я и так в этом платье похожа на пугало, а в слезах стану еще страшнее — превращусь в сопливое и красномордое пугало.
А не дождёшься! Не буду плакать и всё тут! Это ты у меня ещё поплачешь. Вот подожди, только избавлюсь от этой удушающей немоты, и всё выскажу, трах-тибидох тебе в печень, ведьмак доморощенный!
Пока тряслась от злости и безуспешно пыталась не поддаться подступающей истерике, чуть не пропустила момент, когда муженек, решительно сверкая глазищами, поднялся из-за стола, распахнул настежь окно и запрыгнул на подоконник.
Тут уже у меня глаза чуть из орбит не вылезли.
Я ведь сначала подумала, что он того…совсем кукушкой поехал и решил убиться насмерть.
Довела мужика…
И ведь всего один день замужем…
А он внезапно чуть присел, встряхнулся, словно нахохлившийся воробей, и в одно мгновение превратился в…нет, не в воробья. В большую черную птицу с белоснежной головой и острым хищным клювом.
«Обалдеть» — сказала бы я, если бы могла говорить. А тем временем, великолепный экземпляр семейства птичьих, даже не удостоив меня взглядом, распахнул огромные крылья и улетел.
Только перья в закатном небе сверкнули. Испарился в общем, Копперфильд его задери. А как же я? Как мой голос?!
С горя, назло всем врагам, и в первую очередь вражине муженьку, решила всё же доесть вкусное, между прочим, рагу. Но ком в горле мешал, пришлось отложить ложку и… И что делать-то? Вот же петух ощипанный! Заколдовал меня и улетел. А вдруг я задохнусь из-за этого сдавливающего гортань ощущения? Паника, паника, паника!
Она-то, родимая, видимо и помогла. Я вдруг почувствовала, как невидимые тиски, что сдавливали мои голосовые связки, сначала ослабли, а затем и вовсе испарились.
Из легких вырывался сухой болезненный кашель.
— Вот ведь засранец! — откашлялась и от души обласкала благоверного, пока он не слышит.
После всего произошедшего праздничный ужин от местного шашлычника в горло не лез, вызывал только тошноту и чувство брезгливости. Внезапно накатила усталость, что свинцовой тяжестью упала на плечи. Прошлую ночь я почти не спала, затем свадьба, поездка, такой вот «радушный» прием.