Нет, в самом деле, какой же он подлец! Как он мог ее бросить?! И даже вернуться только ради себя! Оказывается, он и сам не понимал, что наделал.
Когда они спустились, машина их уже ждала. Пока они ехали до больницы, у Кэссиди несколько раз случались схватки. Хорошо еще, она решила, что первую брачную ночь им следует провести в Чарлстоне, а не где-нибудь за городом.
— Ты позвонил моим родителям?
— Нет еще.
Она достала из кармана телефон и набрала номер. Он слушал ее разговор вполуха, поскольку думал о том, что теперь Кэссиди — его жена. Она — его женщина, и у него вот-вот родится ребенок. Господи, а вдруг он не готов к таким радикальным переменам в собственной жизни?
Донован поставил машину на больничную стоянку и помог Кэссиди дойти до регистратуры. Он внимательно осмотрел приемный покой, потребовал, чтобы сестра осмотрела Кэссиди, подписал какие-то бумаги, поговорил с доктором по телефону, и… и больше делать было нечего.
Он начал ходить кругами по комнате. Это даже хорошо, думал Донован, что стены выкрашены в такой нейтральный, успокаивающий цвет.
— Перестань бегать, — сказала Кэссиди.
— Извини. После того, как мы столько сделали, чтобы попасть сюда, просто стоять и ждать, пока нам что-то покажет этот монитор…
— Ты обалдел?
— Пожалуй. Вот! Теперь схватки должны стать интенсивнее. Я буду помогать тебе справиться с ними.
— Ты? Каким образом?
— Ну-у… я буду отвлекать тебя.
— Представляю себе! — фыркнула она.
— О чем ты подумала, когда поняла, что беременна?
— Сначала обрадовалась.
— А потом?..
С тех пор как он вернулся, события развивались так стремительно, что у него даже не было возможности поговорить с Кэссиди о ребенке. Он массу времени проводил в офисе, как мог укрепляя свои позиции в совете. Совет директоров должен убедиться, что он — единственная подходящая кандидатура на пост исполнительного директора фирмы.
— В тот день, когда ты сделал мне предложение в первый раз…
Он скрестил руки на груди:
— Почему же ты мне отказала? Ты ведь, наверное, уже знала о ребенке.
Она на мгновение прикрыла глаза, а он кинул взгляд на монитор и увидел, что у нее сейчас должны быть схватки.
— Прости, забыл.
Он подошел к ней и взял за руку, но одним глазом все-таки поглядывал на монитор.
— Скажи, почему ты тогда не согласилась выйти за меня? Только из-за того, что я говорил о семье и детях?
— Да. Я не хотела, чтобы ты думал, будто тебя подловили. Только заикнись я об этом, и ты поступил бы, как полагается. Я ж тебя знаю, Донован.
Ну, он не был бы в этом так уверен. Как ни гордиться своей честностью, каким джентльменом себя ни считать, но жениться потому, что должен появиться ребенок… Он не раз наблюдал, как самые прочные отношения рушились под давлением обязательств, когда мужчина становился отцом.
— А что в этом плохого? — спросил Донован, искренне не понимая, почему она так говорит. Ведь поменяла же она свое решение и вышла за него замуж, а что изменилось?
— Я хотела, чтобы ты женился на мне ради меня самой.
Но сейчас Кэссиди не хотелось говорить о себе. Во время родовых мук ей не хотелось спорить ни о браке, ни даже о ребенке. Ей, конечно, интересно знать, как идут дела у его кузена и на фирме, но пока ей не до серьезных разговоров. Сейчас она прикидывала, что схватки, по книжным описаниям умеренные, совсем не кажутся ей умеренными. А может, она просто слабее духом, чем другие женщины?
— Малышка, — позвал Донован, и она почувствовала, как в глазах закипают слезы.
Она отвернулась, чтоб он их не увидел. Он так говорит, как будто его это действительно волнует… Она ненавидела свою слабость и слезы. Особенно сейчас, когда старалась не показать, как ей больно.
— Я говорил гипотетически. Я был человеком, который самонадеянно думал, что знает, как относиться к детям.
— А ты не знал? — спросила она, поскольку всегда считала, что Донован разбирается почти во всем. Благодарная ему за старания отвлечь ее от боли, за его словами Кэссиди уже разглядела истину. И в этой истине заключалось именно то, чего она больше всего опасалась. Донован женился бы на ней, а возможно, потому и действительно женился, что она носила его ребенка.
— Хорошо, скажу прямо. Я ничего не собирался делать. Ни с тобой, ни с собой, ни с этим ребенком.
— Что это значит?
— У тебя сейчас опять будут схватки, — он взял ее за руку.
Она схватилась за него.
— Послушай, Кэссиди… я просто… — начал он, как только боль ее отпустила. — Понимаешь, моя жизнь шла по накатанной колее. Я прокладывал путь к вершине, чтобы доказать деду, что я его естественный наследник. Только это меня и интересовало.
Он хотел сказать что-то еще, но ей было уже не до него. Ее тело раздирала такая боль, как будто ребенок желал немедленно появиться на белый свет. Хорошо, что Донован решился, наконец, все ей объяснить, но сейчас, ей-богу, не время.
— Я знаю, ты всегда был весь в своей работе.
У нее опять начались схватки, и она вцепилась ногтями в его руку:
— Господи, как больно!
Донован дождался, когда кончится затянувшийся приступ, и поднялся:
— Сейчас я об этом позабочусь.
Она даже удивилась, как быстро он привел медсестру. В самое короткое время ее уже устроили со всеми удобствами. Донован отдал распоряжения и даже заплатил, лишь бы больничный персонал позаботился о том, чтобы Кэссиди ни в чем не нуждалась.
Приехали ее мама и Эмма. Женщины суетились возле кровати Кэссиди и все время спрашивали, как она себя чувствует. Отец, прижав к уху сотовый телефон, топтался где-то в холле. Кэссиди с трудом верила, что он тоже приехал.
— Я ненадолго оставлю тебя с твоими девушками. Они позвонят мне на сотовый, если я понадоблюсь, — Донован поцеловал ее в лоб.
Она кивнула, предположив, что он неловко себя чувствует здесь или что ему нужно в офис. Но все-таки ей больше хотелось, чтоб он остался. Ведь так страшно! Вдруг он не успеет вернуться вовремя и во время родов что-нибудь случится?
— Куда ты?
— Я только спущусь в холл. Нужно позвонить моим родителям, — сказал Донован.
— Ты будешь поблизости?
— Конечно-конечно, — заверил он. — Эмма?
— Да?
— Ты сообщишь мне, если что-нибудь изменится. Я хочу быть рядом с ней.
У Кэссиди на душе опять потеплело. Конечно, Донован испытывает к ней такие же глубокие чувства, как и она к нему!
— Если она захочет, я спущусь и позову, — ответила Эмма.
Донован еще раз поцеловал жену и вышел. Мама и Эмма немного помолчали.
— Ночью? — ухмыльнулась Эмма. — В первую же брачную ночь ты решила рожать. Поистине, это самая дивная брачная ночь.
— Не знаю, насколько дивная, но, конечно, самая странная.
— Ну, не такая уж и странная, — заявила мама. — У мужа кузины Дороти случилась аллергическая реакция на ее шелковую ночную сорочку, и все его тело покрыла крапивница. Пришлось обращаться в пункт первой помощи.
Кэссиди рассмеялась и все никак не могла остановиться. А потом смех сменился слезами.
Эмма взяла ее за левую руку, мама наклонилась с правой стороны:
— Все идет нормально, детка, все будет хорошо.
— Обещаешь?
— Дети — это самые большие переживания в жизни женщины.
— Самые-самые?
— Кэсси, ты на пороге чуда. Через несколько часов появится твой сын, а все остальное забудется.
Это Кэссиди понравилось. Но, с другой стороны, ее мама всегда знала, что и когда сказать. Кэссиди крепко держала Эмму за руку, хотя в душе чувствовала, что больше всех друзей и даже мамы ей сейчас нужен Донован. Но она боялась просить Эмму позвать его. Не хотелось показывать, что так нуждается в нем.
Но, когда некоторое время спустя дверь открылась и он всунул в палату голову, она почувствовала облегчение.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Да, — призналась она.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Кэссиди в панике пробудилась от крепкого сна. Со времени родов прошло три недели. Они с Донованом и малышом приехали в его дом прямо из больницы.