— Точно. Черт бы побрал эту женщину, которая свела меня с ума с того момента, как только я увидел ее.
— Кики?
— Да нет, черт возьми. Мы говорим об Аманде.
— Понял. — В свою очередь откинувшись на спинку стула, Трент улыбнулся. — Ладно, тебя вечно сводила с ума какая-нибудь женщина. Я никогда никого не видел с такой большой… такой горячей привязанностью к необременительному сексу.
— Необременительный осел. Сначала она сталкивается со мной, потом нападает и осыпает насмешками. Я и пару слов не могу сказать, чтобы она не впилась в меня коготками. — Потребовав еще один бокал, Слоан перегнулся над столом. — Ты знаешь меня более десяти лет и вряд ли станешь отрицать, что я всегда являлся представителем уравновешенного приветливого типа мужчин?
— Абсолютно. — Трент усмехнулся. — Кроме нескольких случаев.
Слоан хлопнул рукой по столу.
— Ты прав. — Одобрительно кивнув, вытащил сигару. — Так что же, черт возьми, неправильно с ней?
— Это ты мне скажи.
— И скажу. — Он махнул сигарой в лицо Трента. — У нее дьявольский характер и ослиное упрямство. Если мужчина может держать свои глаза подальше от ее ног, то у него просто плохое зрение. — Слоан взял новую порцию виски и нахмурился. — Ноги у нее точно первоклассные.
— Я заметил. Это у них семейное. — Трент вздрогнул, когда Слоан опрокинул стакан. — Не придется ли мне тащить тебя домой?
— Очень может быть. — Слоан отклонился назад, чтобы позволить виски закружиться в голове. — Почему ты захотел жениться, Трент? Нам обоим лучше бы мчаться со всех ног из этого места.
— Потому что люблю ее.
— Да. — Слоан выдохнул ленивую струю дыма. — Вот так они и заполучают нас. Добиваются того, что все совершенно запутывается, так что ты не в состоянии ясно мыслить. Я привык считать, что женщины — истинное божье наслаждение, но теперь думаю по-другому. Единственная причина их нахождения на земле — приносить страдания в жизнь мужчины. — Он искоса глянул на Трента. — Ты же видел, как она идет, покачивая юбкой… особенно когда торопится, как и всегда.
Засмеявшись, Трент поднял свой стакан.
— Давай выпьем за это.
— И как дерзко развеваются ее волосы, когда она вопит на тебя. И как глаза моментально становятся раздраженными. Тогда ты хватаешь и держишь ее, чтобы заткнуть, и… Господь всемогущий. — Он быстро глотнул виски, что ничуть не помогло затушить огонь. — Ты когда-нибудь промахивался и падал на электрическую изгородь?
— Не приходилось.
— Она обжигает, — пробормотал Слоан. — Задница пылает, как в огне, и удар такой, что ты целую минуту ничего не соображаешь. А когда сознание возвращается, ты весь будто оцепенел и ослаб.
Трент осторожно пригубил напиток и наклонился ближе, изучая друга.
— Слоан, ты ведешь к тому, о чем я думаю, или просто пьян?
— Недостаточно пьян. — Он раздраженно отпихнул стакан в сторону. — Я ни одной ночи толком не спал, с тех пор как она попалась мне на глаза. И с тех пор, как я остановил на ней взгляд, словно больше никого не вижу. Будто никого и не существует. — Опершись локтями на стол, Слоан потер лицо руками. — Я безумно влюблен в нее, Трент, и если бы смог дотянуться до нее прямо сейчас, то задушил бы.
— Да, женщины Калхоун обладают таким талантом. — Трент усмехнулся другу. — Добро пожаловать в клуб.
Весь день шел дождь, так что я не смогла спуститься к утесам, чтобы увидеть Кристиана. Большую часть утра я играла с детьми, не позволяя им нервничать от того, что они находятся в закрытом помещении. Они ссорились, конечно, но няня отвлекала их печеньем. Даже мальчики наслаждались чайной церемонией, для которой мы использовали игрушечную фарфоровую посуду Коллин. Для меня это был один из тех любимых особенных дней, которые мать всегда помнит: как смеются дети, какие забавные вопросы задают, как кладут голову на колени, когда приближается время сна.
Память об этом дне так же драгоценна для меня, как о любом другом, который был или будет. Они не очень долго останутся моими малышами. Коллин уже рассуждает о балах и платьях.
Что заставляет меня задаваться вопросом, на что стала бы похожа моя жизнь, если бы сейчас Кристиан зашел в комнату. Он не кивнул бы рассеянно, открывая графин с бренди. Он не забыл бы расспросить о собственных детях.
Нет, мой Кристиан сначала подошел бы ко мне, протянул руки, встречаясь с моими пальцами, и я поднялась бы, чтобы поцеловать его. Он засмеялся бы так же, как смеется во время наших украденных часов над утесом.
И я была бы счастлива. Без этой сладостно-горькой боли в сердце. Без этой вины. И тогда у меня не осталось бы необходимости искать тишину и уединение в моей башне или сидеть в одиночестве, наблюдая за серым дождем, пока я записываю свои мечты в этот дневник.
Я буду жить мечтами.
Но все это — просто фантазия, как одна из тех историй, которые я рассказываю детям перед сном. Непременно счастливый конец с красивыми принцами и прекрасными девами. Моя жизнь не сказка. Но, возможно, когда-нибудь кто-то откроет эти страницы и прочитает мою историю. Надеюсь, их доброе и щедрое сердце не осудит меня за нелояльность мужу, которого я никогда не любила, но порадуется моему счастью в те несколько коротких часов с мужчиной, которого буду любить даже после смерти.
Глава 7
Голова Слоана была битком набита крошечными человечками, вовсю орудующими отбойным молотком. Он попробовал тихонько повернуться и тут же осознал явную ошибку, потому что легкое движение послало сигнал военно-морскому оркестру, ожидающему своего часа выйти на сцену, и потасовке ударных инструментов. Он осторожно накрыл голову подушкой, надеясь задушить звук или — если это не сработает — самого себя.
Но шум быстро нарастал, пока измученный организм не подсказал, что причиной является стук в дверь, а не только похмелье. Отказавшись от попыток приглушить грохот, сполз с кровати, благодарный, что рядом никого нет, чтобы услышать его скулеж. С бригадой дорожных рабочих, вбивающих сваи в виски, побрел из спальни в гостиную, оглашая помещение самыми непристойными пьяными ругательствами.
Когда он с треском распахнул дверь, Аманда бросила на него всего один взгляд и сразу отметила и налитые кровью глаза, и ночную щетину, и искривленные губы. На нем были только расстегнутые джинсы — видимо, он упал и заснул в них — и больше ничего.
— Да… — чопорно произнесла Аманда, — похоже, ты прекрасно провел время вчера вечером.
А она была такой же опрятной и свежей, как недавно накрахмаленная рубашка, что являлось, он уверен, достаточной причиной для убийства.
— Если ты притащилась сюда, чтобы испортить мне день, то опоздала.
Слоан начал толкать дверь, закрывая, но Аманда придержала ее и вошла внутрь.
— Мне надо кое-что сказать тебе.
— Уже сказала.
И тут же пожалел о том, что резко повернулся. В голове невыносимо застучало, но Слоан поклялся держаться за то, что осталось от чувства собственного достоинства. Невозможно ползти при ней, поэтому придется стоять на ногах.
Поскольку он выглядел настолько жалким, Аманда решила выручить его.
— Предполагаю, ты чувствуешь себя довольно паршиво.
— Паршиво? — Слоан сузил глаза, чтобы помешать им вывалиться из орбит. — Ну что ты, я чувствую себя как денди. Просто денди. Умираю от похмелья.
— Все что тебе нужно — холодный душ, несколько таблеток аспирина и приличный завтрак.
Издав невнятный звук, страдалец наощупь побрел в спальню.
— Калхоун, ты рискуешь собой.
— Я не задержу тебя надолго. — Нацелившись выполнить благородную миссию, Аманда последовала за ним. — Я просто хочу поговорить о… — Она прервалась, когда он хлопнул дверью ванной перед ее носом. — Ладно. — Раздраженно выдохнув, уперла руки в бока.
Внутри Слоан снял джинсы и вступил в душ. Опершись одной рукой на выложенную плиткой стену, повернул кран на самую холодную температуру. Единственное злобное проклятье отлетело от кафеля, когда он резко дернул головой назад. Однако почувствовал себя немного более устойчивым, выходя оттуда, сражаясь с колпачком пузырька аспирина и вытряхивая три таблетки.