«Радио, газеты и телевидение с этого дня перестали называть их убийцами; а из «казнителей» вскоре они превратятся в героев, и затем не потребуется много времени, чтобы улицы, площади и проспекты во всей стране были названы их именами».
Наконец, последняя глава романа, к которой писатель нас постепенно подвёл. Признаюсь, читать её мне было неловко, стыдно, и противно. Поэтому не буду цитировать самые откровенные сцены.
«Знаешь что, Мозговитый?
…прозвище Агустина Кабраля, председателя Сената…
Я бы на твоём месте не колебался ни секунды. И не для того, чтобы завоевать его доверие, не для того, чтобы показать ему, что готов на любую жертву ради него. А просто ничто бы мне не дало такого удовлетворения, такого счастья, как если бы Хозяин дал наслаждение моей дочери и сам насладился бы ею. Я не преувеличиваю, Трухильо – одна из аномалий истории. Из того же ряда, что Карл Великий[29], Наполеон[30], Боливар[31]. Они – как силы Природы, инструменты Бога, творцы народов. Он – из их породы, Мозговитый. Нам выпало счастье быть рядом с ним, видеть, как он действует, работать с ним. Такое не имеет цены.
– Она ещё совсем девочка, – забормотал он.
– Тем лучше! – воскликнул посол. – Хозяин ещё выше оценит твой поступок. Поймёт, что ошибался, что поторопился осудить тебя, поддался обидчивости, слишком прислушался к твоим врагам. Думай не только о себе, Агустин. Не будь эгоистом. Подумай о своей девочке. Что станет с ней, если ты потеряешь всё и окажешься в тюрьме по обвинению в злоупотреблении служебным положением и финансовых махинациях?»
«Он расписывал, каким безупречным рыцарем был Генералиссимус с дамами. Он, такой суровый во всём, что касалось военных и правительственных вопросов, сделал своей философией пословицу: «С женщинами – нежнее лепестка розы». С красивыми девушками он всегда обращался только так…
Генералиссимус мог быть жестоким и непреклонным во всём, что касалось интересов страны. Но в глубине души он был романтиком; вся его жёсткость при виде прелестной девушки мигом таяла, как кубик льда на солнце. И если она – а она умница – хочет, чтобы Генералиссимус протянул руку Агустину, вернул ему его положение, его престиж, власть и пост, то она этого может добиться. Ей достаточно тронуть сердце Трухильо, сердце, которое никогда не может отказать красоте…
– И он дал мне несколько советов, – говорит Урания. – …дочь Агустина Кабраля, в то время о котором она вспоминает, ей было 14 лет…
Чего я не должна делать, чтобы не вызвать неудовольствия Хозяина. Он любит, когда девушка нежная, но не следует чересчур выказывать своего восхищения и любви».
«Ему было семьдесят, а мне – четырнадцать, – уточняет Урания в пятый или десятый раз. – Славная получилась парочка, кто бы посмотрел, когда мы поднимались по деревянной лестнице с коваными перилами. Шли, держась за руки, как жених и невеста. Дедушка и внучка шествовали к брачному ложу».
«Не любви и даже не удовольствия ожидал он от Урании. Он согласился, чтобы дочурка Агустина Кабраля пришла в Дом Каобы, исключительно ради того, чтобы доказать, что Рафаэль Леонидас Трухильо Молина, несмотря на свои семьдесят лет, на проблемы с простатой и головную боль от священников, от янки, от венесуэльцев, от заговорщиков, несмотря на это, он все ещё настоящий мужик, бравый козёл с крепкой палкой и способен продырявить целочку, которую ему преподнесли…
Глаза были налиты кровью, а в зрачках лихорадочным жёлтым огнём горели злоба и стыд. Ни тени любезности, а только бешеная враждебность, словно она причинила ему непоправимый вред, навела на него порчу.
– Ошибаешься, если думаешь, что выйдешь отсюда целкой и будете со своим папочкой смеяться надо мной, – сдерживая ярость, отчеканил он срывающимся на визг голосом».
«А потом, – говорит Урания, не обращая внимания на тётку,
…всю эту историю она рассказывает старой тётке, после долгого отсутствия и внезапного приезда, которого никто не ожидал, рассказывает старой тётке, которая не готова это слышать, которая предпочла бы этой, столь горькой правде, умилительную ложь о своём брате, отце Урании, предпочла бы столь привычную пошлость, привычные ахи и охи, на которую, уязвлённая и оскорблённая племянница пойти не может…
30
31