Мне остаётся только сказать, что бывают случаи, когда рукописи горят, когда очень холодно, они горят особенно ослепительно. Только вот тепла от них не так много.
И добавить, может быть, кто-то считает, что Мирза Джалил был не прав, что эти рукописи не должны гореть, что они достояние национальной культуры. Я не из их числа, если ребёнку, живому ребёнку голодно или холодно, то думать о национальной культуре, просто безнравственно.
4 января 1932 года, в 12 часов дня, Мирза Джалил ремонтировал в своей комнате замок. Гамида ханум за обеденным столом писала письмо сыну.
Мирза Джалил громко стучал молотком. Он спросил Гамиду ханум, не мешает ли он ей. Нет, ответила она, и продолжала писать письмо. Вдруг Мирза Джалил остановился и попросил помассировать ему руку. Гамида ханум увидела, что пальцы его немеют. Она стала массировать ему пальцы, но через пять минут обнаружила, что начинает неметь и другая его рука. Она испугалась, побежала позвать на помощь. Лицо Мирзы Джалила вдруг побледнело, он сказал: «в глазах у меня чернеет». Потом его вырвало, изо рта полилась желтая жидкость. Как только он пришёл в себя, он сказал: «Срочно позвоните Эдди (так он называл сына, Мидхета), пусть срочно приедет, врач не нужен!».
На вопрос, куда позвонить, чтобы вызвать Мидхета, он ответил: «В Государственный Плановый Комитет, 90–91».
Через пятнадцать минут он спросил: «Эдди пришёл?». Это были его последние слова. Гамида ханум ответила, что сейчас придёт.
Изо рта снова полилась жёлтая вода. Ему сделали камфорный укол.
Было два часа дня. Появился бледный, испуганный Мидхат. Он бросился на колени перед отцом, стал его целовать и всё звал: «Отец… отец». Но Мирза Джалил уже его не слышал. Зрачки его глаз всё больше становились неподвижными, лицо стало бледнеть. Мидхет бросился к телефону, вызвал врача.
Приехавший вскоре врач поставил диагноз: «Кровоизлияние в мозг. Он уже ничего не чувствует, он безнадёжен».
Гамида ханум, родные уложили Мирзу Джалила на кровать, продолжали массировать его руки и ноги, согревали их тёплой водой, снова сделали камфорный укол.
Мирза Джалил ничего не чувствовал. Он начал хрипеть, грудь его стала ходить ходуном.
Вдруг лицо его стало мертвенно бледным. Он испустил последний вздох и навечно успокоился.
Было 4 января 1932 года, 3 часа дня.
Выше я привёл последнюю фразу «Воспоминаний» Гамиды Джаваншир: год день, час, смерти её мужа Мирзы Джалила. Но после этого она прожила ещё 23 года. Умерла Гамида Джаваншир в 1955 году, в возрасте 82 лет.
Нет необходимости особо останавливаться на том, какими оказались эти годы (XX век?!) для мира, для страны (СССР), для республики (Азербайджан), для города (Баку).
Как прожила эти годы женщина в здравом уме, относительно здоровая (ведь прожила ещё десятки лет), активная, энергичная, которая к тому же никогда не была обременена «кухонными заботами»?
Предположим то, что происходило в мире, в стране, в республике, в городе, её перестало интересовать (мало вероятно), а дети, внуки, близкие, родные? Почему не удосужилась написать об этом ни строчки?
Эти 23 года только этим и занималась, что писала воспоминания?
Полного ответа мы не получим, как всегда в подобных случаях, остаётся строить предположения.
Самое напрашивающееся, после смерти Мирзы Джалила, всё остальное померкло, включая мир, страну, республику город, детей, внуков, родных, близких. Остался один Мирза Джалил, во весь рост, таким, каким он оказался в её представлении. Если вспомнить, что во всех деталях она запомнила свою первую встречу с Мирзой Джалилом, и столь же подробно, почти по минутам, запомнила последний день его жизни, об остальном и говорить не приходится, то можно с высокой степенью вероятности сказать, действительно, остальное померкло.
Как пишет автор статьи в азербайджанской газете «Эхо», посвящённой жизни Гамида ханум, М. Багирова[1051]: «Гамида ханум прожила долгую и полную событиями жизнь, пережив двух мужей, двух детей, трёх царей, три революции и две войны».