«Моё отношение к Вам скорее носит характер «религиозного» преклонения. Хотя это не так уж беспокоит меня на деле, мои чувства неприятны и смешны для меня и я не могу отрицать их эротическую подоплёку. Это отвратительное ощущение восходит к случаю, когда я мальчиком стал объектом сексуального покушения со стороны мужчины, которого я боготворил. Поэтому я боюсь Вашего доверия».
Он мог пожаловаться, на женщину, в которую вселился дьявол:
«Последняя и самая тяжёлая капля, переполнившая чашу и сыгравшая со мной просто дьявольскую шутку: пациентка, которую много лет назад я, не пожалев усилий,
…врачу-психиатру «не пожалев усилий» следовало бы считать обязательной нормой – Р. Б…
вытащил из очень тяжёлого невроза, предала моё доверие и мою дружбу самым оскорбительным способом. Она подняла гнусный скандал единственно потому, что я отказал себе в удовольствии сделать ей ребёнка. Я всегда вёл себя по отношению к ней как джентльмен, но перед судом своей слишком чувствительной совести (?! – Р. Б.) я не чувствую полностью чистым; и это ранит больше всего как раз потому, что мои намерения в отношении неё были самыми достойными. Но Вы знаете, как это бывает – дьявол может превратить в порок и саму добродетель».
Он будет ждать успокоений от Учителя:
«Быть израненным и оклеветанным самой любовью, с которой мы работаем, – таковы издержки нашего ремесла, и мы, конечно, не откажемся от него по причине этих издержек».
«Разве можно быть в сделке с дьяволом и бояться огня?» цитирует Фрейд Гёте[266], намекая на существовавшую легенду, что Юнг – потомок Гёте.
Юнг отвечает без промедления: как приятно, когда тебе сочувствует сам Учитель:
«Дорогой профессор Фрейд, я должен сразу Вам ответить. Ваши добрые слова успокоили и ободрили меня. Вы можете быть уверены, не только сейчас, но и в будущем… я не изменю психоанализу».
Нужен Иисус Христос, чтобы на слова «с Тобой, Господи, я готов и в тюрьму и на смерть идти», ответить «не пропоёт петух сегодня, как ты трижды отречёшься, что не знаешь меня»[267], и при этом в этих словах ни капли обиды, ни капли злобы. Наши герои, хотя и гении, простые смертные, и, точно по Иисусу Христу, не будем их судить, чтобы при случае не обнаружить бревна в собственном глазу[268].
Наконец, Юнг будет прямо просить Учителя убедить Сабину в его «полной честности» (?!):
«… напишите, пожалуйста, фрейлейн Шпильрейн о том, что я полностью проинформировал Вас об этом деле, и особенно о письме к её родителям, о котором я особенно сожалею. Я хочу дать моей пациентке хотя бы это удовлетворение: что Вы и она знаете о моей «полной честности». Я множество раз прошу у Вас прощения, потому что это из-за моей глупости Вы попали в столь запутанную ситуацию…»,
и в конце длинного письма «всё же теперь я крайне рад тому, что, в конце концов, я не ошибся в характере моей пациентки. В противном случае меня грызли бы сомнения в точности моих оценок, и это могло бы стать серьёзной помехой в моей работе».
Не надо быть Юнгом, чтобы решить, именно женщина всегда оказывается «серьёзной помехой» в работе, но он, Карл-Густав Юнг может гордиться собой, ему удалось справиться с «серьёзной помехой», другим мужчинам это не удаётся, и они могут скулить по этому поводу до конца своих дней.
Теперь, когда всё так счастливо разрешилось, Фрейд позволил себе встретиться с Сабиной (раньше он ей в этом отказывал), и к своему удивлению, обнаружил в ней умную женщину. Он даже позволил себе высказаться по поводу её доклада на заседании Венского психоаналитического общества:
«она очень талантлива; во всём, что она говорит, есть смысл».
Позже, несколько витиевато, он признаётся и в другом:
«В одной богатой содержанием и мыслями работе, к сожалению, не совсем понятной для меня, Сабина Шпильрейн предвосхитила значительную часть этих рассуждений».
Речь идёт о том, что во всяком акте созидания содержится процесс разрушения, соответственно, в любви Эрос[269] и Танатос[270], неразделимы.
В нашем «треугольнике» произошла ещё одна, теперь уже последняя метаморфоза, окончательно его разрушившая: разрыв между Фрейдом и Юнгом. Ученик давно забыл, что обещал никогда не изменять психоанализу. Он позволяет себя откровенно написать такие слова:
«Дорогой профессор Фрейд могу ли я сказать Вам несколько серьёзных слов? Я признаюсь в амбивалентности моих чувств к Вам, но сейчас попытаюсь увидеть ситуацию честно и абсолютно прямо. Если вы сомневаетесь в моих словах, тем хуже для Вас. Я хочу сказать Вам, что Ваш метод обращения с Вашими учениками как с пациентами – это грубая ошибка. Таким способом Вы создаёте либо угодливых детей, либо нахальных щенков (Адлер[271] -Штекель[272] и вся эта наглая банда, которая теперь задаёт тон в Вене)… Вы тем временем сидите на вершине как отец и сидите крепко. В полнейшем раболепии никто не рискнёт дёрнуть пророка за бороду и спросить у Вас то, что Вы наверняка спросите у пациента с тенденцией анализировать аналитика вместо самого себя. Вы спросите его: «У кого из нас невроз?».
266
268
«Не обнаружить бревна в собственном глазу», намёк на фразу из Нагорной проповеди: Библия, Евангелие от Матвея.
271