Если же говорить о духовном пути, то понятно, что пока человек не достигает божественной любви, то все его отношения — в лучшем случае человеческие, а когда достигает божественной любви, то все становится божественным. Но в божественной любви сокрыта и тайна божественного равнодушия. Бог не различает. Он любит всех одинаково: и праведников, и грешников.
Ты знаешь, я слышу в твоих речах упрек. Я знаю, что ты никого ни в чем не винишь, что ты говоришь о том, что видишь, и о том, что знаешь. Знаю, а все-таки слышу. Ты так красиво перебрасываешь мосты от простой влюбленности к Божеской любви. А люди? Люди, обычные мужчины и женщины, они, по-моему, где-то посередине.
С некоторых пор мужчины вызывают у меня огромное сочувствие. Их судьба очень не проста. Женщины в своем легкомысленном эгоизме привыкли попрекать мужчин их преимуществами, их якобы свободой и тем, что они присвоили себе слишком много прав. Эта чепуха так давно повторяется на разные лады, что многие в нее совершенно поверили и относятся к ней вполне серьезно.
Но ведь возможен совсем другой взгляд. Смотри, как все происходит. Испокон века, когда в семье ждут ребенка, особенно первого, ждут мальчика, и не вообще мальчика, ребенка, подарок судьбы. Ждут очень конкретно, наследника, продолжателя рода, носителя лучших черт семьи, заранее зная, каким он должен быть, чтобы все были довольны, чтобы оправдать ожидания рода, предков. И вот он, долгожданный, появляется.
Мужчина должен, мужчина обязан, у нас в роду мужчины никогда…
Его все время сравнивают, он все время соревнуется…
И ищет любви. И кажется ему, иногда находит. Но там тоже сравнивают, там тоже приходится соревноваться. И он идет дальше и продолжает искать. Искать не приза и награды, а женщину, которая примет и полюбит его ни за что. Просто потому, что он — это он. И он сможет наконец снять все доспехи, отказаться от всех соревнований и безбоязненно раскрыть душу.
Но самое печальное, что доспехи прирастают, а дух соревнования так въедается в плоть, что если и посылает судьба чудо такой любви, то чаще всего нечем ее принять и нечем в нее поверить.
Потом я вдруг увидела, что такого же сочувствия достойны и женщины. С раннего детства ей внушают, что, когда она вырастет, она станет хорошей женой и заботливой матерью и за это ее будут любить. Она должна быть умной, или обаятельной, или очаровательной, и за это ее будут любить. И она старается соответствовать тому идеалу, за который любят.
И так же как и мужчина, соревнуется, сравнивает, старается соответствовать, и так же ищет любви, а натыкается на более или менее удачную торговую сделку. И так же ищет того, кто полюбит ее ни за что, а просто потому, что она — это она. И также, даже встретив такое чудо, боится и недоверчиво спрашивает: «За что?»
И ведь это искренняя и настоящая боль, и может, стоит об этом рассказать?
Я тебя понимаю и не сомневаюсь в искренности людей, но когда любовь есть, о ней не говорят, когда ее нет, то слова ее не заменят. Так есть на земле. Любовь как сверхценностное отношение очень редка. Мало кто отдает себя ради другого.
Я не раз слышал жалобы на то, что никак не удается встретить любовь. Тут ничего не поделаешь: если человек не может забыть про себя, то и не встретит. Все очень просто. Сможет забыть про себя — будет обязательно. Никакой трагедии я в этом месте не вижу. Трагедия — в другом. Трагедия начинается, когда у человека вдруг возникают некоторые претензии, своего рода запросы.
Жил человек жил, а потом у него вдруг запросы появились, чего-то этакого захотелось… Захотелось человеку любви большой, да еще чтобы духовной она была со степенями всякими. А делать для этого он ничего не хочет, да и не знает, как делать. Одно только дело привычное и осталось — страдать. Поэтому надо думать, что ты хочешь и зачем ты это хочешь. То есть что ты с этим будешь делать. А уже потом, если согласен на последствия этой самой большой и духовной любви, ищи средства и методы, учись.
А то хочется духовности, как принца на коне. А так не бывает. И вот тогда начинается действительная трагедия, потому что человек оказывается в знаменитом таком месте — «между стульев». А когда «между», то это очень больно; стулья все расползаются, а мышцы не железные, рано или поздно заболит.
Эта трагедия сродни всем другим поводам, по которым люди считают возможным и даже правильным позволить себе страдать. Эта потрясающая вилка между тем, что человек хочет, и тем, что он для этого делает.
В этой ситуации, наверное, я окажусь достаточно жесткой, но мне всегда казалось, что выход есть — или не надо хотеть того, ради чего не готов делать, или делай во исполнение собственных желаний.
Но если вернуться к нашей теме поисков любви, ведь не все же столь категоричны в стремлении к предельному, они просто живут и ищут радости в своей обычной, каждодневной жизни.
Итак, мы определились с тем, какое содержание мы вкладываем в понятие «любовь». Для того чтобы полюбить, нужно другим заинтересоваться больше, чем собой. Это сложно и не очень понятно — зачем. Если любовь пришла, то это либо подарок судьбы, либо наказание. А если еще не случилось и если человек пытается как-то прорваться к любви и пережить это чувство, то ему нужен свой собственный, им самим пережитый смысл, который бы позволил так отнестись к другому. А такой смысл может обнаружить только человек, переживший свое собственное величие. Не манию величия, а переживание, что он — Человек, что он — по образу и подобию Божьему и что его предназначение — гораздо интереснее, объемнее и богаче, чем то, что называется «просто жизнь».
Оставаясь же в рамках житейских, мы можем говорить о том, что беда-то человека внутри него самого, в его бесконечном оценивании. Человек испорчен идеологией, в том числе и идеологией частной жизни. Вот ведь и сверхценностное отношение к моментам сексуальных отношений, сексуальных контактов связано как раз с тем, что они воспринимаются как частная, интимная, неприкосновенная жизнь.
А на самом деле? Допустим, пара, живущая по общепринятым социальным стандартам, пытается организовать свой мир. Свой интимный мир на двоих, в котором нет социальных стандартов. Какая тут трудность?
Не пустить туда социальные стандарты, то есть функциональные отношения. Тогда в их интимном мире будут существовать только их собственные стандарты, а никакие другие действовать не будут. Это и будет интимная, не публичная жизнь. А если социальные стандарты все-таки каким-то образом проникнут — через оценки, скажем, — то это уже скрытая форма публичности. Ах, что будут говорить…
И об этой интимной жизни в принципе никто не знает.
И не должен знать, конечно.
Поэтому нам и неизвестны интимные, так сказать, вещи…
Йес! Правильно…
А известны социальные.
Если люди пустили тебя в свою интимную жизнь, значит, она уже не интимная, они уже этим торгуют.
То есть в принципе — это тайна.
Тайна — и это прекрасно.
Матричная основа социума пролезла и в интимный мир. Здесь тоже соревнования, победы и сравнения, а как только пролезла, так и лишила человека его интимной жизни, если не забывать, что интимный мир — это часть жизни, куда действие социальных законов не распространяется.
Это та территория, которая предназначена для встречи двух представителей разных миров как внеположенная давлению законов социума и природы, где эти существа могут встретиться как они есть и, может быть, узнать и понять друг друга. Это место паузы, которое дает возможность услышать реальность, глядя в глаза друг другу. Это территория неизвестного, поэтому она манит и тревожит.