Женщины оживленно заговорили все разом. До них наконец дошло, что ей надо. Одна, помоложе, зашла под брезентовый навес и, улыбаясь, вышла оттуда с большой железной кружкой в руках. Нина с жадностью припала к не очень чистой посудине. Зато вода была необыкновенно вкусная, прозрачная, очень холодная, видно, из колодца. Сначала Нина думала, что выпьет все без остатка, но жажда утихла неожиданно быстро. Она передала кружку Марку:
— На, попей.
Он пил в окружении улыбающихся детей и настороженных женщин. И тут Нина услышала стук копыт. К ним скакал вороной конь. На нем, держась очень прямо, без седла, сидел мужчина, с головой, закутанной коричневым куском ткани. Видны были лишь блестящие черные глаза и воинственно торчащие усы. По тому, с каким почтением его встретили, Нина поняла, что приехал хозяин овец, палаток и женщин.
— А, Марк, здравствуй, — на плохом английском произнес мужчина. Особого удивления он не выказал. — Решил работать у меня?
Марк кивнул.
— А она с тобой? — Хозяин равнодушно указал на Нину рукояткой кнута.
— Да.
— Хорошо. Пусть остается.
Нину порадовало, что она не вызвала особого интереса у мужчины и что Марку не пришлось врать, называя ее своей сестрой. Их отвели в палатку поменьше.
— Здесь жили пастухи, — пояснил хозяин, — сейчас двое уехали, и мне нужны люди. Платить буду пятьдесят шекелей в день. Она может тебе помогать, но плата останется той же. Есть будете со всеми. Завтра начинайте работать.
Он отдал какие-то распоряжения женщинам и ускакал.
— Ну что, пойдем посмотрим наше новое жилище? — И Нина заглянула в отведенную им палатку.
Ее передернуло. В нос сразу же ударил запах слежавшейся шерсти, дыма, табака, давно не стиранной одежды и мужского пота. На брезентовом полу сваленные в кучу лежали грязные шерстяные одеяла, какие-то тряпки, которые с трудом можно было назвать мужской одеждой.
— И что, я на всем этом должна спать! — Нина в ужасе посмотрела на Марка. — Ни за что!
— Ночами здесь холодно, а наши спальные мешки остались у Мустафы. Нам ничего другого не остается. Хочешь, я отдам тебе свою рубашку, ты можешь класть ее себе под голову.
— Кошмар! — Усевшись на землю у входа в палатку, Нина удрученно смотрела на все это. Мало того, что она зачем-то связалась с этим придурком, он еще и затащил ее в этот каменный век, где люди не знают, что такое душ и мыло.
— Интересно, они здесь моются хоть когда-нибудь?
— Наверно… — Марк пожал плечами, похоже, этот вопрос его не очень волновал. — Может быть, перед свадьбой или по праздникам? Да расслабься, не принимай это все так близко к сердцу!
— Легко сказать! Я могу мало есть, носить лохмотья, но жить в такой грязи — это выше моих сил.
Нина вздохнула. Она поняла, что Марка ей не пронять, ей надо самой искать какой-нибудь выход.
«Попробую убраться, — решила она, — может, мне удастся привести это логово в божеский вид».
Нина вздохнула и принялась за дело. Сначала она все вытащила из палатки наружу. В сумеречном свете заходящего дня она занялась сортировкой скопившегося в палатке барахла. Подозрительные тряпки и чью-то драную одежду она сразу свалила в кучу и отнесла подальше. Остались одеяла. Нина выбрала несколько получше, а также циновку из грубой шерсти и, решив их оставить, вытрясла на ветру. Потом она пучком травы вымела из палатки весь скопившийся там мусор. К своему удивлению, Нина обнаружила там свечку, кассету с порванной пленкой, одинокий мужской ботинок и тюбик из-под пасты «Колгейт».
«Интересно, как это сюда попало? Непохоже, чтобы здесь кто-то чистил зубы», — удивилась она.
Нина как можно сильнее откинула полог палатки, чтобы ее затхлое пространство продул поднявшийся сильный ветер. Найденная Ниной свечка оказалась как нельзя кстати. Нина зажгла ее и прилепила к полу внутри палатки. Потом она аккуратно расстелила одеяла, положив сверху те, что почище. Получилось даже какое-то подобие уюта. Но этого ей было мало.
— Эй, Марк! Пойди к этим женщинам, скажи, что нам нужны чистые одеяла или чистая ткань, ну что-нибудь чистое.
— Да как я им скажу? Они же ничего не понимают. Иди сама поговори с ними. Вы, женщины, лучше найдете общий язык друг с другом.
— Ничего себе! — возмутилась Нина. — По твоей вине я оказалась в этой помойке, и ты же палец о палец не ударил, чтобы помочь мне. Сидишь с дурацким видом, уставившись в одну точку.
— Я думал.
— Думал! Интересно, о чем, не о том ли, что ошибся во мне? Короче, встань сейчас же и пойди попроси у этих женщин что я тебе сказала. Ты, между прочим, сам мне говорил, что немножко знаешь арабский. Вот иди и поупражняйся. К тому же я убедилась, что ты прекрасно находишь общий язык с любыми женщинами, языковой барьер для тебя ведь не проблема.
Марк выслушал ее тираду с недовольным видом, неохотно встал и поплелся к большой палатке. Уже почти совсем стемнело, и Нина не видела, как проходили переговоры. Тем не менее он вернулся с добычей. Когда Марк подошел поближе, Нина увидела в его руках ватное одеяло, обтянутое ярко-красным шелком, и большой кусок сатина в цветочек.
— Ого! — удивилась Нина. — Ты, наверное, отобрал у бедуинки приданое, которое она копила годами.
Марк усмехнулся. Он тоже был доволен результатом своей экспедиции.
— Пойдем, нас зовут есть.
— Могу себе представить! Нам, наверно, дадут котлеты из фарша, полученного посредством жевания.
— Нина! Хватит! Что ты строишь из себя принцессу! В конце концов, у тебя будет уникальный жизненный опыт. Подумай, много ли современных женщин могут похвастаться тем, что жили в лагере бедуинов. Да ты потом книгу об этом напишешь и кучу денег заработаешь!
— Ну ладно, больше не буду ворчать, — улыбнулась Нина. Шелковое одеяло примирило ее с действительностью. — Честно говоря, я умираю от голода.
У костра сидели все обитатели лагеря. Хозяин и двое его помощников были тут же. Их стреноженные лошади паслись за палатками. Овец пригнали на ночь поближе к людям, их блеяние то и дело раздавалось в темноте.
Еда была обильной, но незамысловатой. Нина радовалась, что из-за темноты она не может судить о чистоте мисок, в которых им подали баранину с густой подливкой. Нина смотрела, как едят бедуины. Они поч-ти не пользовались ложками, а брали куски мяса лепешкой и ловко закидывали в рот. Нина последовала их примеру. Получилось неплохо. С помощью той же лепешки она подчистила весь соус в тарелке. Потом им предложили чай, очень густой и крепкий с запахом неизвестных трав.
После еды женщины неслышно удалились. Вокруг костра остались одни мужчины. Тут же появилась бутылка с какой-то мутной жидкостью.
— Как ты думаешь, я могу остаться? — шепотом спросила Нина у Марка.
— Сиди, если они захотят, чтобы ты ушла, скажут.
Жидкость разлили по кружкам. Налили даже ей, после некоторого колебания. Нина с опаской понюхала странный напиток. Пахло спиртом и микстурой от кашля.
— Это айрак, анисовая водка, — пояснил ей Марк. — Между прочим, шестьдесят градусов.
— Ты что, я это пить не буду.
— Да ладно тебе, выпей, а то они обидятся.
Пастухи уже выпили и теперь с любопытством смотрели на Нину. Видимо, они хотели ее испытать.
«Ну ладно, — подумала Нина, — надо не ударить в грязь лицом!»
Она зажмурилась, вдохнула, потом сделала резкий выдох и отхлебнула из кружки. Жидкий огонь, опалив рот и гортань, влился в нее и продолжал бушевать в желудке. Нина, словно рыба выброшенная на берег, хватала воздух ртом. Пастухи ржали, словно костромские мужики, налившие чистого спирта студентке-практикантке. Нина схватила протянутую кем-то кружку с водой. Ей полегчало.
Ну что ж, теперь она будет знать, что с айраком шутки плохи.
То ли из-за его крепости, а может, из-за усталости, Нина моментально опьянела. Приятное тепло разлилось по всему телу, голова закружилась. Нине стало тяжело сидеть прямо, захотелось обо что-нибудь облокотиться. Марк, почувствовав это, притянул ее к себе. Нина не стала сопротивляться. Более того, от водки и близости Марка в ней проснулось желание. Оно становилось все сильнее. Как будто горячая кровь прилила к низу живота и пульсировала там со страшной силой. Нина сжала ноги и стиснула зубы.