Прошло еще четверть часа, Марк не появлялся. Нина забеспокоилась всерьез. Наконец она не выдержала и поднялась. В школе было тихо. Тот класс, где ее нашел Марк, был действительно вымыт, а другой и коридор — нет. Самого Марка нигде не было видно.
«Да куда же он мог подеваться? — Нина чувствовала, что произошло что-то неладное. — Вот он где прячется!» — с облегчением вздохнула она.
Марк сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж. Он выглядел очень довольным. В одной руке он держал банку с пивом, в другой гамбургер. Рядом с ним лежал пакет с фруктами и маленький пакетик с солеными фисташками.
— А, вот ты где! А я уже было испугалась. Угости-ка меня пивком! — Нина села с ним рядом. — Так, значит, ты при деньгах, а я думала, ты по-прежнему нищий.
— А я и был нищий, а потом у меня появились деньги, — честно признался Марк.
— Как это появились? — не поняла Нина.
— Я достал.
— Откуда достал? — Нина почувствовала неладное.
— Из сумки, — продолжал односложно отвечать Марк.
— Да говори же ты толком, из какой сумки, как это — достал?
— Здесь в классе стояла чья-то сумка. Мне стало интересно, что там внутри, я решил посмотреть. Там оказались деньги, двадцать шекелей, я понял, что это судьба награждает меня за работу, и взял их.
— Что? Ты взял чужие деньги из сумки?!
— Ну да, а что тут такого, да хозяин и не заметит пропажу.
— Какая разница, заметит или нет, ведь ты их украл. Это же воровство чистой воды, а ты еще что-то говоришь про подарок судьбы, про то, что их заработал!
— Ну конечно, заработал. Ведь я же хотел есть, а тут мне попались деньги, значит, я мог их истратить себе на еду. Что же мне, голодным ходить?
Нина поняла, что спорить с ним бесполезно. Она даже не злилась, лишь чувствовала себя совершенно опустошенной. Она молча достала из кармана двадцать шекелей и пошла в класс. Марк поплелся за ней следом. Синяя спортивная сумка с расстегнутой молнией стояла на учительском столе.
— Давай говори, где ты нашел сумку и какими бумажками были деньги.
Марк ответил. Как у многих безумцев, память у него была отличная. Вздохнув, Нина положила деньги во внутреннее отделение сумки. Конечно, ей было жалко с ними расставаться, но что делать? Хозяин сумки вполне мог заметить пропажу и справедливо решить, что деньги взяла уборщица. Нарываться на неприятности Нине не хотелось, да и сама мысль о воровстве была ей отвратительна.
— Марк, — сказала она медленно и спокойно. — Я должна тебе что-то сказать, постарайся выслушать меня внимательно. Я не хочу больше иметь с тобой дел. С меня хватит. Я много раз говорила тебе это, а потом оставалась с тобой. Но сейчас все изменилось, я сыта тобой по горло. Я вижу, что помочь тебе ничем не могу. Тебе нужен врач, настоящий врач-психиатр. Но у нас с тобой, к счастью, не такие отношения, чтобы я занималась проблемой твоего лечения. Поэтому будет лучше, если ты просто оставишь меня в покое. Пойми, у меня слишком много своих проблем, чтобы я занималась еще и твоими.
Марк слушал ее опустив голову, и Нина не видела его глаз. Больше всего она боялась, что он опять начнет плакать, и хотя в ней не осталось ни капли жалости, она могла не выдержать. Но Марк не плакал. Он, кажется, понял, что Нина говорит всерьез. Пока она кричала на него, в ней оставалась еще страсть, а теперь он услышал в ее словах лишь трезвый и холодный отказ. Марк не стал ей ничего говорить, он просто молча повернулся и ушел.
— Может быть, я не права, не надо было с ним так резко.
Нина и Джон сидели поздно вечером за столиком того самого кафе, где они с Марком пировали в день своего приезда в Эйлот. Так же играла музыка, так же покачивались на ветру разноцветные фонарики, вот только Марка теперь не было с ней.
Последний раз Нина видела его три дня назад. Она случайно наткнулась на него как-то вечером, когда в шумной компании своих новых друзей шла на пляж. Он сидел у дверей какого-то магазина, пьяный, в обществе еще более пьяного и оборванного араба. В руках он сжимал пустую бутылку из-под вина, на которую смотрел с плохо скрываемой обидой. Нина и виду не подала, что знакома с ним, а Марк тем более ее не заметил. Теперь же ее мучило чувство вины перед ним. Ей казалось, что без нее он окончательно сопьется, станет воровать, угодит в полицию, а ведь у него даже документов не было.
— Нельзя жить иллюзиями, — у Джона было совсем другое мнение на этот счет. — Думаешь, что сможешь ему помочь? У тебя не так много сил, и не ты его вытащишь, а он тебя утопит.
— Но разве можно так расчетливо подходить к человеческим отношениям? Мне всегда казалось, что надо слушать сердце.
— Нина, но у тебя ведь есть разум. Ты думаешь, что ты появилась на свет, училась, строила планы, дожила до двадцати пяти лет только для того, чтобы подметать улицы в маленьком, засыпанном песком городке и возиться с человеком, который будет сходить с ума на твоих глазах, а ты ничего не сможешь сделать. Пойми, надо уметь вовремя уйти…
— Так что же? Мне возвращаться в Россию? Я, конечно, уже почти собрала деньги на билет, но все равно мне жалко уезжать. Дома мне ничего не светит, работы нет, с Андреем тоже полная неопределенность. А здесь так красиво, тепло. Необязательно же жить в Эйлате, можно переехать в Иерусалим. Теперь я больше уверена в себе и там смогу найти работу.
— Какую работу? — уточнил Джон. — Дворника, посудомойки или сиделки при больном, капризном старике? Разве такая работа для тебя?
— Получается, я должна выбрать между двумя странами, и в обеих меня не ждет ничего хорошего.
— Могу предложить тебе третью.
— То есть?
— Поехали со мной в Англию.
— Ты зовешь меня в Англию? — Нина даже растерялась. Такого поворота событий она совсем не ожидала. Она, конечно, понимала, что симпатична Джону, но не настолько же… — И в качестве кого ты меня приглашаешь?
— Почему обязательно надо навешивать на людей ярлыки? Я просто тебя зову поехать со мной. Я собираюсь уезжать через три дня, и у меня есть знакомые в консульстве, так что проблем с визой у тебя не будет. Возможно, в Англии ты сможешь найти свое место в жизни. А кем ты станешь для меня, это как раз меня меньше всего волнует. Может быть, кем-то и станешь, если захочешь…
— Значит, я сейчас должна все это решить?
— Да. Я понимаю, это тяжело, но за тебя это никто не сделает.
Нина задумалась. Она чувствовала себя персонажем русской сказки, который стоит на распутье и выбирает, куда поехать. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — сам умрешь. А вот что будет, если пойти прямо, — Нина забыла.
«Вот и зажали меня в угол, — думала она, — здесь, конечно, хорошо, солнце, море, экзотика… Но, с другой стороны, ни работы, ни жилья, безумный Марк. В монастырь после того, что мы с ним вытворяли, уже не уйдешь. В России дом, мама, друзья, может, и с театром еще не все потеряно. А главное, там Андрей. В аэропорту он говорил, что любит меня, просил прощения. А что будет, если он узнает, как я тут проводила время? Да он меня тогда точно на порог не пустит. Конечно, можно ему ничего не говорить, но ведь я сама себя чувствую перед ним виноватой. Наверное, можно сказать, что это он сам толкнул меня в объятия другого, но, с другой стороны, если бы я его любила по-настоящему, изменять бы не стала».
Молчащий до сих пор Джон прервал ее раздумья:
— Не мучь себя, у тебе еще есть время до завтра. Я могу дать тебе совет. Загляни в себя, там ты найдешь ответы на все свои вопросы. Каждый человек на самом деле знает, чего он хочет, только часто боится в этом себе признаться.
Нина простилась с Джоном. Спать ей не хотелось, разговаривать с кем-либо тоже. Она молча шагала по улицам. Ей всегда лучше всего думалось на ходу. Асфальт, гравий, песок текли у нее под ногами, словно река, а решение так и не приходило к ней.
«Конечно, Англия — самый заманчивый вариант, — уговаривала она себя. — Джон человек надежный, спокойный, всяких вымученных психологических проблем у него, похоже, нет, впрочем, как и материальных. Я уж не знаю, что он там ко мне испытывает, вряд ли бурную страсть, но мы же симпатичны друг другу, а в постель меня никто насильно не тянет. Возможно, если мы будем долго вместе, у нас что-нибудь получится.