Недавно он, гуляя с Ирой по весенней Москве, робко взял ее за руку. Ладонь у нее была удивительно мягкая и теплая. Вадим всегда был очень строг к себе и поэтому избегал случайных знакомств. А еще он не любил, когда женщина проявляла инициативу.
Вечером, притянув ее к себе и легонько коснувшись губами ее щеки, он признался:
— Если бы ты первой захотела меня поцеловать, я бы мог так испугаться, что у нас бы ничего не получилось.
— Я и не думала, что ты такой пугливый, — улыбнулась Ира.
— Вообще, я почти ничего не боюсь. Просто когда-то давно у меня была одна знакомая, которая проходу мне не давала. Она все делала сама, звонила мне, назначала свидания, целовала меня, тащила в постель. Я чувствовал себя какой-то игрушкой в ее руках. И с тех пор излишняя женская активность всегда нагоняет на меня страх. Но с тобой нам счастливым образом удалось этого избежать. Сначала я тебе не слишком нравился, не спорь, я же видел, что это так, — остановил Вадим готовую возмутиться Ирку, — меня это совсем не обижало. Не обязан же я нравиться девушкам. Так вот, из-за того, что я тебе не нравился, ты почти не обращала на меня внимания и не пыталась управлять нашими отношениями. А теперь, когда я, смею надеяться, завоевал твое сердце, ты так изменилась, стала женственной и очень похорошела. И, конечно, ты, как настоящая женщина, ждешь инициативы от мужчины. Интересно только, в чем причина твоих метаморфоз, неужто любовь ко мне? Не смею в это поверить, — шутил Вадим.
«Этого я тебе никогда не скажу, — думала Ира, — незачем тебе знать про мои расклады с Андреем. Да и он никогда не узнает, кем он был для меня когда-то. А ведь Вадим прав, я действительно стала больше похожа на женщину. Я ведь и юбку-то сегодня надела впервые за последний год».
На Ирке в тот день была длинная шелковая юбка почти до пят, в которой та путалась с непривычки. Каждый раз, когда она спотыкалась, наступая на шелковый подол, Вадим заботливо придерживал ее под руку, прижимая ее к себе все сильнее.
«А может, это любовь?» — с надеждой думала Ирка.
О любви она, помня о принципах Вадима, первой говорить не решалась. Она хотела дождаться, когда он созреет сам. Это случилось гораздо раньше, чем она надеялась. Однажды Вадим позвонил ей и сказал, что должен уехать на несколько дней. Причем не сказал, ни куда он едет, ни зачем. Ирка терялась в догадках. Она даже почувствовала что-то вроде уколов ревности.
«Неужели у него появилась другая? — злилась она. — Какое-нибудь нежное и трепетное создание, которое без него чахнет и сохнет. Ведь такие женщины для него идеал, не то что я со своими лошадьми и сомнительным прошлым. Он, наверное, думает, что все мои юбки, и отсутствие косметики на лице, и попытки бросить курить не более чем маскировка».
Но через несколько дней Вадим появился у Иры на ипподроме с букетом роз. Его лицо сияло ярче майского солнца. Да и одет он был как-то необычно, во всем белом. Она сразу почувствовала ужасное волнение, словно знала, что им предстоит очень важный разговор. Иркина душа опустилась куда-то в область живота и опасливо шевелилась там. К тому же Ирку очень смущал ее неприглядный вид.
«Если бы он хоть предупредил меня, что придет, — беспомощно думала она, — я бы оделась поприличнее. А то что это такое?» — Она почти с отвращением оглядела свои потертые джинсы, заправленные в черные резиновые сапоги, клетчатую мужскую рубашку с закатанными рукавами и стала лихорадочно снимать с себя налипшие соломинки. Она только что задала корм лошадям.
Вадима растрогала ее растерянность.
— Да брось, солома тебя совсем не портит. У тебя становится такой милый деревенский вид. Ты можешь сейчас уйти с работы? Я хочу с тобой поговорить.
Ира кивнула. Они отошли с Вадимом подальше, под старые деревья с узловатыми ветками, на которых уже начали пробиваться первые листочки. Странно, но Вадим совершенно не выглядел взволнованным, как будто он твердо был уверен в себе.
— Знаешь, — почти весело начал он, — я уезжал в Кострому. Вернее, в одну деревню, там рядом, на Волге, к своему другу. Я привык все важные решения принимать на природе, поближе к земле, мне там лучше думается. А думал я о нас с тобой. Ты только не пугайся, но я понял, что ты та самая женщина, которую я давно искал. Я хочу связать с тобой свою жизнь и судьбу. Короче, я, как говорится, предлагаю тебе руку и сердце. — Он устало, как после тяжелой работы, вздохнул и вручил Ирке букет.
Она цветы приняла, но выглядела озадаченной. Она никогда не думала, что предложение ей будут делать вот так, под ржание лошадей и щелканье кнутов о твердую, утоптанную копытами землю.
— А ты меня хоть любишь? — Она почти жалобно взглянула на Вадима.
— Ну конечно! А ты думала, что я забыл тебе признаться в любви? Вовсе нет, я сделал это намеренно. Просто слово «люблю» можно сказать и о еде, и о собаке, и о книге. А разделить судьбу можно только с женщиной. Позволь задать тебе банальный вопрос: ты согласна? Если не хочешь, не отвечай, — заторопился Вадим, — я могу подождать.
— Зачем же ждать, — тихо ответила Ирка, — я согласна.
Концепция фильма наконец была разработана. Авторы проекта как-то договорились между собой и умудрились сохранить при этом хорошие отношения. Постепенно набиралась съемочная группа. Федор притащил свою ассистентку, молоденькую девочку с очень длинными ногами в очень короткой юбочке. Зачем она нужна, никто не знал. Андрей решил, что это она, когда начнутся съемки, будет хлопать такой черно-белой деревяшкой и говорить: «Дубль восьмой».
Пока же она безбожно кокетничала со всеми мужчинами, но варила неплохой кофе. Они теперь сидели на студии с ничего не значащим названием «Бета-фильм». Зато у них появились деньги и аппаратура. Правда, их спонсоры, туристическая фирма «Мега-тур», требовала, чтобы в кадре постоянно были видны греческие отели, где они селили своих клиентов.
— Соглашайся, соглашайся со всем, что они тебе говорят! — шептал Федор собравшемуся было спорить Мите. — Снимем их дурацкие отели, сауны, шведский стол, лишь бы они денежки платили, потом все вырежем.
Пора было искать актрису на главную роль. Андрей и Митя бродили по театральным институтам города, околачивались на актерской бирже, Федор приводил им своих бесконечных знакомых. Но ни Мите, ни Андрею никто не нравился. Одна была слишком развязна, другая слишком заторможена.
— Но ведь она же русалка, — убеждал их Федор, — она и должна быть холодной как рыба.
— Нет, — спорил с ним Андрей, — она яркая, теплая, как золотая рыбка.
«Как Нина, — думал про себя Митя, — вот кто тебе на самом деле нужен, но Нины-то нет, значит, надо тебе научиться обходиться без нее».
Но Андрей не желал идти ни на какие компромиссы. Он все чего-то ждал, чего-то искал. У Федора стали сдавать нервы.
— Ты не понимаешь, что ли, уже май! Пора начинать съемки, а то в жару работать невозможно. Между прочим, мы сидим, а наши деньги идут. Спонсоры уже начинают нервничать. В конце концов, он же только сценарист, — ткнул он пальцем в сторону Андрея, — их вообще никто не слушает, последнее слово всегда за режиссером. Андрей, ты свою работу уже сделал, можешь отдыхать.
Андрей задохнулся от возмущения, глаза вспыхнули черным пламенем на побледневшем лице. Митя неожиданно остался спокоен.
— Вот что, — холодно объявил он Федору, — Андрей придумал все это кино, без него вообще ничего бы не было. И он здесь на таких же правах, как и я, и имеет право решающего голоса, в отличие от некоторых. Не обижайся, старик, но мы будем ждать, пока не найдем именно ту актрису, которая понравилась бы всем.
Федору осталось только пожать плечами.
«Вот психи, — презрительно думал он про себя, — тоже мне нашлись Феллини с Антониони! Возомнили о себе невесть что, только все дело тормозят».
Все действительно как-то затормозилось. Митька опять стал попивать. Андрей просиживал все вечера дома, пытаясь читать то, на что раньше у него не было времени. Но чтение не шло, он скучал, скучал вообще и скучал по Нине. Правда, о ней он старался не думать. Андрей старался убедить себя, что в одиночестве есть свои положительные стороны, что человек, предоставленный самому себе, свободен. Он может построить в своем сознании волшебные замки и населить их волшебными героями и прекрасными девушками в волшебных, переливающихся в лунном свете одеждах. И никто не вправе войти в этот замок, никто не может посягнуть на священный мир его души.