— Я уверен, ты справишься.
— Да брось, — смущенно отмахивается. — Мне иногда кажется, что я бездарность.
— Ну что ты, Карина, ты очень талантливая актриса.
Я продолжаю флиртовать с Кариной, и, кажется, она не против уйти отсюда вместе прямо сейчас, но мне сначала надо поговорить с Олесей. Где-то через час с начала застолья сводная сестра встает с места и выходит с парой друзей на улицу. Велев Карине ждать меня, направляюсь вслед за Олесей.
Сводная сестра стоит за компанию с курящими друзьями. Я присоединяюсь к ним и поддерживаю ничего не значащий треп. Вопросы уже пчелиным роем жужжат в голове. Я и так слишком долго ждал после встречи с Соней. Наверное, надо было сразу поехать к Олесе, а не дотягивать до ее дня рождения.
Наконец-то курящая компания выбрасывает бычки и разворачивается обратно к ресторану. Я перехватываю Олесю за руку.
— Подожди минуту, надо поговорить.
— Да, конечно, — сводная сестра лучезарно улыбается, щеки слегка покраснели от выпитого.
— Олесь, у меня к тебе несколько вопросов. Отвечай, пожалуйста, честно.
— Что-то случилось?
— Дело в том, что я недавно кое-кого встретил…
— Кого?
— Помнишь, в мажорской школе я встречался с одноклассницей? Ее звали Соня, она была дочкой директрисы.
Олеся напрягается на глазах. Улыбка все еще припечатана к ее лицу, но сейчас она не естественная.
— Ну так… Смутно… — и издает нервный смешок. — А что?
— Ты сказала ей, что я умер?
Я внимательно слежу за реакцией Олеси. Вероятность того, что она сейчас начнет играть кино, почти стопроцентная. И мне нужно суметь распознать ее ложь.
На самом деле я всегда умел различать, когда Олеся говорит правду, а когда играет роль. Тогда, в мажорской школе, Олеся украла у одноклассницы телефон. Мать Сони вызвала меня и начала прессовать. Олеся не признавалась ни в какую. А мне хватило одного взгляда на сводную сестру, чтобы понять: она лжет.
Дома я хорошенько надавил на Олесю. Гораздо сильнее, чем ее прессовала даже Сонина мать. Олеся со слезами отдала мне айфон, я его продал, доложил свои деньги и вернул родителям пострадавшей девочки компенсацию.
Никогда в жизни мне не было так стыдно, как тогда перед Соней. Я понимал, что эта история дойдет до ее ушей, мать наверняка расскажет, и очень боялся, что Белоснежка решит расстаться со мной из-за воровства Олеси. Но Соня ничего мне не сказала. То ли так и не узнала о той истории, то ли просто не стала говорить.
— Эм… Что, прости? — Олеся включилась в роль.
— Олесь, я сейчас не настроен смотреть спектакль. И я правда не хочу портить тебе день рождения, — говорю спокойно, а сам чувствую, как в груди закручивается узел ярости. — Какого хрена ты сказала Соне, что я умер!?
Олеся, пойманная на лжи, делает вдох, открывает рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не находит слов. Молчание затягивается.
— Олесь, не заставляй меня злиться, — мне уже с трудом удается выдерживать спокойный тон. — Я правда очень не хочу портить тебе день рождения.
— Ты тогда ушел в армию…
И замолкает.
— Твою мать, Олеся! — все-таки взрываюсь и перехожу на крик. Сводная сестра испуганно сжимается, вылупив глаза. — Хватит выделываться! Или ты мне все сейчас сама рассказываешь, или я за себя не отвечаю!
Злость закипает в венах и разливается по всему телу. Ладони автоматически сжимаются в кулаки, челюсть смыкается до боли в зубах. Олеся знает, каким я могу быть в ярости, поэтому пугается еще больше.
— Она тебя недостойна, ясно!? — взрывается криком. — Избалованная мажорка, вообще ничем не примечательная, ни кожи ни рожи. Что ты вообще в ней нашел!?
— А это не твое дело, — я хватаю Олесю за предплечья и встряхиваю. — Я повторяю свой вопрос: ты сказала Соне, что я умер?
— Да! Ты мне тогда звонил, сказал, что после присяги тебя определили в снайперы. Ну я испугалась за тебя, разыгралась фантазия…
— Ты в своем уме, вообще??? — еще раз хорошенько встряхиваю Олесю. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила!? — перехожу на крик. — Она все эти годы думала, что я мертв!
— Что мешало тебе поговорить с ней раньше? — язвит. — Ах да, она не была тебе нужна. Так с чего вдруг ты сейчас переживаешь за ее чувства? Знаешь, этой мажорке полезно было встряхнуться. Ай, мне больно, отпусти!
Уже теряя над собой контроль, я сдавливаю плечи Олеси, рискуя сломать ей руки.
— Мне больно!!! — верещит. — Пусти!!!
Резко выпускаю Олесю из рук, и она чуть не теряет равновесие на высоких шпильках.
— У меня синяки теперь останутся!