Это было слишком. Слишком много всего произошло с ней за последние дни.
Кингсли легонько поцеловал ее в губы. Мягко отстранив девушку, он усадил ее обратно на стул и прошептал:
— Твой кофе остыл, я принесу тебе другую чашку. Подожди минутку.
Розали смотрела ему вслед. Несмотря на теплый июньский вечер, она дрожала. Кингсли самый потрясающий мужчина из всех, что ей доводилось встречать, самый красивый, с великолепным чувством юмора. Но все равно он не для нее. Все, что ему нужно, — короткая интрижка. Он сам это сказал, чтобы избежать недоразумений. Он желает ее. А она?
Розали беспомощно запустила пальцы в волосы. Да, она тоже хочет его, но это безумие.
Только сумасшедшая могла зайти так далеко.
Она рассказала ему то, о чем никому не рассказывала. Даже Майлзу. Ее семья — бабушка с дедушкой, тети — никогда не обсуждала обстоятельства смерти матери и самоубийство отца.
Никто никогда не говорил с ней об этом. Страшный секрет тщательно скрывался от посторонних. И это добровольное молчание заставляло Розали чувствовать, что в произошедшем есть и ее вина.
Она закусила губу и зажмурилась. Разум говорил ей, что не нужно об этом думать, ее вины тут нет, просто отец был безумно ревнив, и она не виновата в смерти матери, но сердце редко прислушивается к голосу разума. Теперь, когда она рассказала о той страшной ночи Кингсли, ей хотелось поговорить с Бет, спросить у нее, какими были ее родители, какими были их отношения. Бабушка с дедушкой очень любили Розали, но смерть родителей была запретной темой в доме. Может быть, именно поэтому Розали стала идеальной жертвой для такого негодяя, как Майлз, которому нравилось подчинять и унижать. Она чувствовала свою вину в смерти родителей, была не уверена в себе, всего боялась. Ее так легко было подчинить своей воле…
— Кофе. — Мягкий голос вывел ее из оцепенения.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась девушка.
Но она тут же напряглась, потому что, поставив перед ней чашку, Кингсли нагнулся и прижался губами к ее шее. Тепло разлилось по всему телу. Воспоминания о прошлом улетучились.
Закрыв глаза, она утонула в бархате ночи, позволив волнам желания унести ее в заоблачную высь. Кингсли оторвался от ее шеи и прижался к губам в медленном соблазняющем поцелуе. Неожиданно для самой себя она ответила на этот чувственный поцелуй. Когда он оторвался от ее сладких губ, Розали уже вся сгорала от желания.
— Пей кофе, — хрипло пробормотал Кингсли, садясь на свой стул и не отрывая от нее взгляда.
Розали вспыхнула. Он не может не знать, как сильно возбуждает ее. Но почему он остановился? Неужели этот поцелуй был демонстрацией силы и он просто хотел показать, что может сделать с ней все что угодно?
Розали схватила чашку и сделала глоток, не различая вкуса. Прерванный поцелуй оставил ее разочарованной и неудовлетворенной. Каждая клеточка ее тела молила о продолжении. Романтическая атмосфера вечера испарилась. Кингсли сидел молча, а в воздухе ощущалось напряжение, как перед грозой.
Розали пила кофе и размышляла. Было ли это первым шагом к соблазнению? Поцелуи ведь помогают расслабиться и настроиться на романтический лад. Но Розали все равно не изменит своего решения — она не будет спать с мужчиной, который ее не любит и хочет только легких, ни к чему не обязывающих отношений. Но где-то внутри нее поселилась тревога. А сможет ли она отказать, если он все-таки предложит?
— Почему бы тебе не вернуться в дом, пока я все тут уберу? — спросил Кингсли абсолютно спокойным голосом.
Розали испуганно подняла глаза. Выражение его лица скрывали ночные тени. Слабое пламя свечи не давало возможности заглянуть в глаза.
— Нет, я помогу.
— Зачем? В этом совершенно нет необходимости. Только отнести пару тарелок, а посудомоечная машина сделает все остальное.
Значит… никакого плана соблазнения нет?
Розали почувствовала разочарование, но беззаботно пожала плечами и спросила:
— Ты уверен?
— Конечно, уверен, — улыбнулся Кингсли. Пока гипс не снимут, я буду ухаживать за тобой.
А потом ты можешь заботиться обо мне.
— Мечтать не вредно, — пробурчала Розали.
Кингсли считает, что они будут и дальше встречаться, а этот вечер — только начало? Эта мысль одновременно волновала и возбуждала.
Было о чем подумать.
Розали осторожно встала на ноги. Она оставила костыли в спальне — от них больше хлопот, чем пользы. Кингсли поднялся за ней, поддерживая под локоть, но сохраняя дистанцию, чтобы видеть ее лицо. Улыбнувшись краешком рта, он произнес:
— Ты женщина, полная загадок и противоречий. Но я не жалуюсь. Скучной тебя определенно не назовешь.
— Это комплимент? — Щеки снова залил яркий румянец. Почему он такой невозмутимый, когда она волнуется как школьница?
— А ты как думаешь? — спросил Кингсли, провожая ее до спальни.
Рука, поддерживающая ее локоть, была теплой и сильной, глаза, смотревшие на нее, — пронзительно-синими. Он просто смотрел на нее, не говоря ни слова. Розали была как под гипнозом.
Все мысли улетучились. Кингсли Уорд оказывал на нее странное действие.
Удивительно, но он не поцеловал ее. Только поднял руку и погладил по щеке. Губы его прошептали:
— Спокойной ночи, Розали.
— Спокойной ночи, — выдохнула девушка.
Его рука выпустила ее локоть. Она была свободна.
Бет с Джорджем вернулись в воскресенье утром. Тетя настояла на том, чтобы приготовить традиционный воскресный обед. Джеффу стало лучше. Он вернулся в общежитие и ясно дал понять, что предпочитает заботу своей девушки материнской. Забота заключалась в кормлении его виноградом и удовлетворении малейших капризов.
— Типично для его возраста, — вздохнул Джордж. — Думаю, Бет расстроилась. Позвольте ей позаботиться хотя бы о вас.
— Хорошо, — улыбнулась Розали, — сделаем все, что в наших силах.
Они послушно съели весь приготовленный тетей обед, сыграли в карты, хотя Кингсли не очень любил это занятие, и обсудили достоинства французских, итальянских и австралийских вин.
Помахав на прощание родственникам, Розали обратилась к Кингсли:
— Спасибо, что ты был так обходителен с Бет.
— Не за что. Бет очень милая и добрая женщина, она чем-то напоминает мне маму.
— Маму?
Он ничего не рассказывал о родителях. Розали взглянула на него. Сердце в груди забилось быстрее. Странно, она не могла представить этого мужчину маленьким ребенком.
— Она умерла, когда мне было двенадцать. Ей было тяжело рожать меня, и врачи сказали, что следующий ребенок ее убьет. Но она так любила детей, что упросила отца рискнуть. Мальчик умер вместе с ней, не успев родиться. — Кингсли надолго замолчал. — Через три года отец снова женился. Но мы с мачехой не поладили.
— Мне так жаль. — Розали не знала, что еще сказать.
Он пожал плечами.
— Все это уже в прошлом. Отец умер, когда мне было тридцать, мачеха снова вышла замуж.
На свадьбу меня не позвали, да я бы все равно не пошел.
— Все было так плохо?
— Я, наверное, был трудным ребенком, считал, что отец предал мать, и ненавидел женщин, которые появлялись в его жизни. К тому же мачеху прежде всего интересовали деньги отца.
Поверь мне, я не преувеличиваю.
— Я верю, — пробормотала Розали. — Ты можешь рассказать мне все, не выбирая выражений.
— Разве я когда-нибудь выбирал слова, милая? — спросил Кингсли с горькой усмешкой.
Машина затормозила перед домом Розали.
Девушка сама не поняла, как пригласила Уорда на чашечку кофе, и он не отказался.
Лучи вечернего солнца заливали гостиную золотистым светом, придавая сосновой мебели сказочный вид.
— Присаживайся, я на минутку. — Розали исчезла в кухне.
После несчастного случая на стройке она приобрела столик на колесиках. Без него она была бы как без рук.
Когда Розали вернулась с кофе, Кингсли сидел на полу, рассматривая ее музыкальную коллекцию.