Дома она заметила, что у Гэй таинственный вид, а на ее чулке спущена петля, и удивилась, поскольку при ней сестра ни разу не появлялась на людях с таким заметным изъяном во внешнем виде. Сестра испачкала пылью подол платья и жаловалась на поцарапанные руки, а на вопрос, чем занималась, ответила, что разбирала содержимое буфета. В каком именно, Гэй умолчала, и в любом случае Харриет не могла взять в толк, почему сестра взялась за такой труд. Снисходить до работы руками — это было так не похоже на Гэй, особенно во все еще малознакомом доме, где во время уборки буфета или нежилой комнаты на свет могло появиться что угодно.
— Я подумала, — торопливо сказала Гэй, явно желая уйти от дальнейших вопросов про буфет, — что в этом старом доме столько интересного, мы не знаем о нем и половины того, что следует! Например, чердак. Давай как-нибудь вместе сходим туда и выясним, где что лежит.
— Ничего особо ценного там нет. — Удивленная этим внезапным интересом к чердаку, Харриет с любопытством воззрилась на сестру. — И что бы ты ни делала, не поднимайся туда одна без предупреждения, потому что, если споткнешься об открытые балки, запросто сломаешь ногу. Я сама чуть не упала.
— Но ты-то никому не сообщила о своем походе. — Гэй со странной улыбкой поглядела на сводную сестру. — Надеюсь, теперь ты станешь подниматься туда только после своевременного предупреждения всех нас, потому что тебе опасность грозит больше, чем мне. Я-то не разгуливаю среди голых балок, зато тебя это занятие как будто прельщает.
— Только когда очень хочется найти что-нибудь. — Харриет налила бокал хереса для сестры и сдержала порыв налить немного и себе. — В первый раз я обнаружила очень симпатичную картину с изображением цветка, а во второй искала ей пару. Больше я туда не пойду… ну, разве только если ты захочешь.
Гэй задумчиво пила херес, разглядывая спущенную петлю на чулке.
— Не могу сказать, что умираю от нетерпения, — призналась она. — Но все же сегодня я очень хорошо поработала.
— Освободила буфет то есть?
— Да, освободила буфет. — И Гэй улыбнулась, отпивая из бокала.
Но через два дня Харриет все же очутилась на чердаке, и сопровождал ее не кто иной, как доктор Дрю, возымевший желание узнать, почему какой-то портрет так необычно повлиял на нервное состояние девушки.
Это был обычный день, похожий на другие, доктор Дрю, как обычно, заехал к своей пациентке, однако та отсутствовала: Гэй уехала на два дня в Лондон, и доктор Дрю выразил удивление, что не был поставлен об этом в известность. На его лице даже появилась неприкрытая обида, словно невнимание пациентки его оскорбило… и Харриет склонилась к мнению, что его интерес к Гэй не менее силен, чем ее интерес к нему. Что, разумеется, очень по вкусу сестре, если она имеет об этом хоть какое-то представление.
Доктор расхаживал по гостиной и с заметной складкой между черных бровей изучал рисунок обюссонского ковра. Как всегда, он был одет с иголочки и аккуратно причесан, и Харриет поневоле задумалась, не испытывают ли иногда сельчане нечто вроде легкого благоговения перед ним. Люди его типа сидят за ореховыми столами в кабинетах на Харли-стрит под медными табличками на дверях, а не посещают пациентов в глухой деревне, где постоянный врач больше заботится о своей коллекции ружей и удочек, чем о покрое костюма или ширине галстука.
Доктор Паркс был известен тем, что в теплую погоду посещал пациентов без воротничка и галстука. А зимой его редко видели без старомодной муфты и варежек, связанных его экономкой.
Но Филип Дрю выделялся своей ненарочитой элегантностью, которая, по твердому убеждению Харриет, была присуща ему в рабочее и свободное время не только в обществе, но и когда он находился в полном одиночестве.
Доктор приехал, когда она пропалывала живую изгородь перепачканными в земле руками, потому что не любила надевать садовые перчатки. Пока Харриет недовольно вытирала руки о подол платья, доктор Дрю окинул ее суровым взглядом и настоятельно рекомендовал поостеречься… всего один укол шипа — и заражение крови или что-то в этом роде обеспечено. Харриет возразила, что ее так просто не возьмешь, шипы обычно это знают и стараются ей не попадаться.
— В общем, я люблю работу в саду, — оправдываясь, пояснила она. — Это держит меня на воздухе, а я люблю свежий воздух. — От работы девушка разрумянилась, а ее глаза за трепетавшими ресницами ярко блестели. — Мне очень жаль, что Гэй в отъезде, но дела потребовали ее присутствия в Лондоне, — сказала Харриет и добавила: — Вряд ли она ожидала от вас возражений, но думаю, мало у кого могут возникнуть сомнения, что она на стадии выздоровления.