Из колонок полилась какая-то свадебная музыка, и Леклер посмотрел через плечо на женщину, вошедшую в зал, в которой узнал мать невесты. Ее привычная обтягивающая одежда и огромные украшения сменились простым красным платьем. Единственными аксессуарами были маленький букет и белая тявкающая собачка. И как у всех тявкающих собачек, у этой на ушах висели большие клипсы. Красные. Под цвет когтей.
За матерью невесты в комнату вошли Тай Саваж и его отец Павел. Отец и сын были хоккейными легендами, фамилию Саваж слышал любой, кто имел хоть какой-то интерес к игре. Сэм вырос, наблюдая за игрой Павла в хоккей старой школы, до того как были придуманы шлемы и правила борьбы. Позже Сэм играл и против, и вместе с Таем, без сомнения, одним из лучших игроков, который когда-либо зашнуровывал коньки. На обоих мужчинах были обычные черные смокинги, и на одно тревожащее мгновение в голове Сэма вспыхнули воспоминания о собственной свадьбе. Только вместо смокинга на нем была футболка с “Believe” Шер и джинсы. Он не знал, что было более унизительным: сама свадьба или эта футболка.
Тай и Павел заняли свои места у камина напротив матери невесты. Младший Саваж выглядел спокойным. Совсем не нервничавшим или испуганным тем, что совершает огромную ошибку. Сэм полагал, что он сам тоже выглядел достаточно спокойным на своей свадьбе. Конечно, он же был пьян в стельку. Вот единственное объяснение тому поступку. Весь ужас которого дошел до Сэма только на следующее утро. Он избегал воспоминаний о своей пьяной свадьбе, как шлюха избегает спецназа. Затолкнув подальше, Леклер надежно запер их там, где находились все неприятные воспоминания и нежеланные эмоции.
Нежную музыку арфы сменил «Свадебный марш». Все встали, когда в зал вошла невеста. Фейт Даффи была одной из прекраснейших женщин на планете. Высокая, светловолосая, эффектная. Лицо как у Барби. Идеальная грудь. И Сэм не считал себя извращенцем из-за того, что обращал внимание на ее грудь. Фейт была девушкой года «Плейбоя», и почти все мужчины в комнате видели ее фотографии в журнале.
На Фейт было облегающее белое платье, закрывавшее ее от шеи до колен. Поверх тонкой вуали на голове невесты Сэм заметил Отэм, которая зашла в зал. В последний раз, когда они виделись, она назвала его незрелым и эгоистичным. Сказала, что он безответственный кобель, и закончила свою тираду, обвинив Сэма в том, что у него в мозгах чесотка члена. Что было неправдой. У него никогда и нигде не было чесотки члена, даже в самом члене, и Сэм обиделся. Потерял свою невозмутимость и обозвал Отэм злой, разбивающей яйца сучкой. Что, в ее случае, было правдой. Но это еще было не самым худшим. Самым худшим стало выражение голубых глаз Коннора, когда тот выскочил из-за дивана. Как будто родители только что воткнули нож в его трехлетнее сердце. Вот что было хуже всего. После той ночи они оба решили, что будет лучше не находиться одновременно в одном и том же месте. Так что это был первый раз, когда Сэм оказался в одном и том же месте с Отэм или хотя бы увидел ее за... сколько уже…наверное, два года?
***
Двадцать месяцев, две недели и три дня. Вот сколько времени прошло с тех пор, как Отэм в последний раз имела несчастье находиться в одной комнате с самой большой лошадиной задницей на планете. Ну, если не на планете, то, по крайней мере, на тихоокеанском побережье. А здесь было много лошадиных задниц.
Отэм стояла в конце Зала скульптур клуба «Рейнир», устремив взгляд на невесту, которой она передала букет из белых пионов, гортензий и розы глубокого красного цвета для Валери. Фейт заняла свое место напротив жениха, который взял ее за руку. И жестом, совершенно не предусмотренным сценарием, поднес руку невесты к губам и поцеловал ей пальцы. За последние несколько лет Отэм организовала множество свадеб. Так много, что с большим успехом могла предсказать, какие пары останутся вместе надолго. Она понимала это по тому, как они разговаривали и касались друг друга, по тому, как справлялись с нервотрепкой, готовясь к свадьбе. И Отэм предсказывала, что Тай и Фейт проживут вместе до глубокой старости.
Когда все сели и началась церемония, Отэм опустила взгляд на чуть округлившийся живот невесты. Всего несколько дней назад та позвонила с просьбой заменить шампанское на столе невесты и жениха игристым сидром. Трехмесячная беременность была едва заметна. Невеста оказалась одной из тех счастливых женщин, которые сияют здоровьем.
В отличие от Отэм. Та к третьему месяцу уже не могла застегнуть джинсы, а утренняя тошнота началась раньше, чем будущая мамочка узнала, что беременна Коннером, из-за чего ее кожа стала ужасно бледной. И в отличие от Фейт Даффи, у Отэм рядом не было мужчины, который целовал бы ей пальцы и заставлял чувствовать себя любимой и защищенной. Вместо этого она была одинока, плохо себя чувствовала и разводилась.
Даже не глядя на Сэма, она знала, где он сидит. Знала, как выглядят его широкие плечи в дорогом костюме и русые волосы, которые золотил падавший сверху свет. Когда она проскользнула в зал, ей даже не нужно было осматриваться, чтобы узнать, что Леклер сидит в четвертом ряду у прохода.
Она просто чувствовала.
Как тянущую боль, что давит на виски. Такую боль не нужно видеть, чтобы знать, что она есть. Но, в отличие от головной боли, не было никакой таблетки, которую Отэм могла бы принять, чтобы заставить Сэма Леклера исчезнуть.
Она постучала пальцем по папке, которую держала в руке. Конечно, Отэм знала, что Сэм будет здесь. Она удостоверилась, что приглашение было послано вовремя, и проследила за тем, чтобы получить ответ. Вместе с невестой она изучила размещение гостей на банкете и усадила Сэма с тремя другими одинокими хоккеистами и большегрудыми девушками из «Плейбоя» за седьмой стол.
Отэм прикусила нижнюю губу. Сэм, без сомнения, будет доволен. Наушник запикал, и она приглушила громкость, пока Тай с Фейт произносили традиционные клятвы.
Церемония была короткой и милой, и когда жених потянулся к невесте, Отэм застыла в ожидании. Даже после всех тех свадеб, что она организовала за последние несколько лет, даже в тех случаях, когда знала, что брак распадется, она ждала. Отэм не была самой романтичной женщиной на планете. И все же ждала этого легкого движения. Этого почти неуловимого мгновения прямо перед тем, как поцелуй соединит мужчину и его жену на всю жизнь.
Губы Тая и Фейт встретились, и сердце Отэм сжалось от легкого укола. Она любила это. Несмотря на статистику, несмотря на боль, которую ей причинил собственный развод, несмотря на циничный голос у нее в голове, она любила такое «...и жили они долго и счастливо».
Все еще.
На короткое мгновение ее взгляд остановился на светлых волосах Сэма. Виски сжало еще чуть-чуть, в правый глаз будто воткнули кинжал, и Отэм вышла из зала. Много лет она ненавидела бывшего мужа, ненавидела с неослабевающей силой. Но подобного рода всепоглощающая ненависть забирала слишком много сил и эмоций. После их последней ссоры Отэм решила, во имя их сына и своего рассудка, освободиться от гнева. Освободиться от ненависти.
Что также означало освобождение от ее любимой фантазии. Той, которая включала ее ногу и яйца Леклера, за которыми последует апперкот в его красивую челюсть.
Отэм никогда не желала смерти Сэма, даже длительного увечья. Ничего, что включало бы в себя наезд на него паровым катком или полуприцепом «Питербилт».
Нет, ничего настолько жестокого. Коннеру нужен отец, неважно, насколько тот плох. Да и если не считать фантазию «ногой-по-яйцам», Отэм просто не была жестоким человеком.
Отпустить ненависть оказалось нелегко. Особенно когда Сэм строил с Коннером планы, а потом все отменял. Или когда была его очередь провести с сыном выходной, а папаша улетал куда-нибудь с приятелями и разбивал Коннеру сердце. Отэм пришлось хорошо потрудиться, чтобы избавиться от злости, и она очень преуспела в искоренении всяких чувств, но, опять же, она не видела Сэма двадцать месяцев, две недели и три дня. Не находилась рядом с ним.