Тем вечером Сэм сел в самолет, включил в айподе воспроизведение в случайном порядке и воткнул наушники. Об этой игре просто хотелось забыть. Не думать об отскакивавших шайбах и штрафах. Сэм на самом деле не хотел ни о чем думать. Так было легче жить.
Но он думал о своей сестре Элле почти всю прошедшую неделю или около того. Чаще, чем обычно. Может быть, потому что сделал попытку больше времени проводить с Коннером. Беря на себя больше ответственности за сына. Груз этой ответственности чертовски пугал. Подобный груз был не нов для Сэма. Просто уже долгое время он не обременял себя им.
После смерти отца Сэм стал главой семьи. Ответственным за мать и сестру — Эллу. Не финансово, тогда еще нет, но ответственным. И он серьезно воспринял эту обязанность. Или, по крайней мере, настолько серьезно, насколько может ребенок. Его мать была сильной, самодостаточной женщиной. И такой и осталась, но Элла… Элла без отца чувствовала себя потерянной. Потерянной и опустошенной. И Сэм заполнил эту пустоту. Он присматривал за сестрой и следил, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Когда мог, брал ее повеселиться. Летом сияющий светлый хвостик сестренки всегда был в поле зрения Сэма. А во время учебного года он следил, чтобы Элла делала домашнюю работу и общалась с хорошими ребятами.
В девятнадцать Леклера выбрали в первом раунде драфта, и он уехал почти за пятьсот миль от Эдмонтона. Но приезжал домой так часто, как только мог, и общался с Эллой почти каждый день. Когда ей исполнилось шестнадцать, Сэм купил ей машину, а когда сестра закончила школу, отвез ее в Канкун отпраздновать это событие. Тем же самым летом его продали в «Мэйпл Лифс», и Элла переехала с братом в Торонто. Она поступила в Йоркский университет, который закончила со степенью бакалавра. Сэм так гордился сестренкой. Она была красивой и умной, и веселой, и ей были открыты все дороги.
Но она познакомилась с Иваном. И изменилась. Вскоре после второго свидания Элла стала замкнутой, угрюмой и скрытной. Когда Сэм в первый раз увидел синяк у нее на лице, то нашел Ивана на стройке, где тот работал, надавал пинков по его заднице, поставил ботинок четырнадцатого размера на грудь парню и пообещал убить, если еще раз увидит синяк на Элле.
В результате этого вмешательства Сэм стал видеть сестру все реже и реже. Но через полтора года американских горок, которые представляли отношения Эллы и Ивана, она наконец-то бросила его. Сэм отвез сестру обратно домой в Реджину, и она поселилась в маленькой квартирке недалеко от матери. Он чувствовал радость и облегчение. Элла возобновила знакомство со старыми друзьями и постепенно превращалась в саму себя. В последний раз, когда Сэм видел сестру, ее большие голубые глаза излучали полный жизни свет, присущий прежней Элле.
Леклер был дома в Торонто, когда ответил на звонок, который изменил его жизнь навсегда. Было 13 июня. Сэм только что закончил партию в гольф с парнями и сидел за обеденным столом, ел сэндвич из кукурузной муки и чипсы, которые купил по дороге домой. Он уже съел почти половину, когда позвонила мать и сказала, что Эллу убили. Этот Иван проехал через всю Канаду, чтобы найти ее, а когда она отказалась вернуться к нему, пристрелил сначала ее, потом себя. Красивая, умная Элла была мертвой. С пулей в голове. И одной из трагедий этой ситуации, но, конечно, не самой большой, стало то, что этот Иван тоже был мертв, потому что Сэм горел желанием убить его.
Элла умерла. Сэм не смог помочь ей. Его не было там, когда она так нуждалась в нем. Он был главой семьи, но не смог сохранить и обезопасить жизнь сестры. Первые несколько лет после смерти Эллы были полны кошмаров. Дымкой из неумеренных вечеринок и саморазрушения. Во время этого пути на дно жизнь Сэма становилась четкой, приобретала хоть какой-то смысл лишь в то время, которое он проводил на льду. Ведя борьбу. Выплескивая свою вину на любого, кто осмеливался оказаться в его личном пространстве. Вне льда Сэм бежал ото всего, что хоть как-то походило на ответственность за любого, кроме самого себя. Он мог заботиться только о Сэме Леклере, но иногда по-царски лажал и в этом.
Он закрутил с Отэм в годовщину смерти Эллы. Когда оказался на самом дне. Когда чувствовал внутри безграничную пустоту, которую оставила смерть сестры.
Ничто не могло заполнить эту пустоту, но в те дни в Вегасе Сэм очень старался. Он налегал на выпивку и секс. Большую часть этого времени Леклер не помнил, но знал, что несколько коротких дней он не чувствовал себя таким чертовски пустым. Потому что заполнил пустоту рыжеволосой девушкой с темно-зелеными глазами.
Было в ней что-то. Что-то, что заставляло его преследовать ее, как будто она могла спасти его от самого себя. А потом он проснулся — с похмельем, женатым и трезвым в первый раз со дня приезда в Неваду.
Теперь Леклер больше не чувствовал потребности заполнить пустоту выпивкой или незнакомыми женщинами. Хотя эта пустота была все еще в нем. Ничто не могло заменить ему сестру.
Она всегда будет недостающей частью его семьи, но Сэм перестал заниматься такого рода саморазрушением. Женщины в его жизни перестали быть незнакомыми. Больше никаких фанаток и поклонниц, хотя у него по-прежнему не было длительных отношений. Он всегда держал эту часть своей жизни скрытой от сына. По крайней мере, так Сэм думал, пока Коннер не упомянул фотографию, где отец льет пиво на моделей в бикини. Коннер стал достаточно взрослым, чтобы жизнь Сэма влияла на него. Достаточно взрослым, чтобы понимать, что у его отца находится время на других людей, но не на своего сына.
Сэм всегда чувствовал, что Коннеру будет безопаснее с Отэм. Что она лучше сумеет позаботиться о нем, чем он сам. И это, вероятно, все еще было правдой, но в отце Коннер тоже нуждался. Не в каком-то парне, которого видел в спортивных роликах и в редкие уикенды. Сыну нужно было, чтобы Сэм взял на себя ответственность.
Гул двигателей самолета изменился, когда тот начал снижаться над Сиэтлом. Было около трех часов ночи с пятницы на субботу. Сэм посмотрел в окно на огни внизу. Он планировал проспать следующие десять часов, а вечером парни собирались встретиться в центре, чтобы побыть членами жюри на конкурсе костюмов для Хэллоуина. Когда раньше Сэм разговаривал с Коннером, то узнал, что сын решил нарядиться хоккеистом. «Чинуком», как и его отец. Увидеть Коннера в свитере со своим номером Сэм не возражал бы, но Хэллоуин — не его праздник, а Отэм очень строго относилась к посещениям в праздники. Раньше Сэм бы рискнул заявиться и навлечь на себя негодование бывшей, но после ночи, когда он завез Коннера домой после игры, они с Отэм поладили. Хотя, может быть, поладили — это небольшое преувеличение. В те несколько раз, когда, вместо того чтобы переложить это на плечи Нат, Сэм завозил сына сам, они с Отэм вели себя цивилизованно, и он не чувствовал потребности прикрыть яйца. Поэтому решил, что до тех пор, пока не привезет Коннера поздно без предупреждения или не попытается вторгнуться в праздник Отэм, его пах может не опасаться ее ноги.
Сэм увидится с Коннером на следующий день после Хэллоуина. Может быть, возьмет сына в тот пассаж, который ему так нравился. Для Сэма было важно проводить больше времени с сыном, но начать более серьезно относиться к жизни Коннера не значило, что Леклер должен забросить все другие дела, которыми занимался свободными вечерами. Типа заглянуть в бар, полный пошлых Белоснежек и шаловливых медсестер.
— Винс?
— Да?
В темноте ночи Хэллоуина Отэм наблюдала, как Коннер бежит между мерцающими огнями фонарей из тыквы и стучит в дверь соседа в нескольких кварталах от их дома. В одной руке — корзина сладостей, поверх куртки — свитер «Чинуков».
— Как думаешь, я отпугиваю мужчин?
— Что? — Винс посмотрел на нее. — Как это?
— Несколько недель назад Шилох сказала, что я веду себя так, будто источаю ауру, которая отпугивает мужчин.
Коннер подбежал к ним. Синяк, который Отэм ему нарисовала, немного смазался, но красный шрам все еще украшал щеку.