Выбрать главу

— Как ваше самочувствие? — спросила она Фейт, заходя в гостиную с мягкой кожаной мебелью, огромным домашним кинотеатром и стеклянной стеной, открывавшей вид на город. Все пространство было открытым и заполненным дорогой мебелью и картинами. Именно тот вид холостяцкой норы, который Отэм ожидала от Сэма.

— Сейчас хорошо. Первые три месяца были немного тяжелыми. Я просто не могу представить, как ужасно должно быть тем бедным женщинами, которых тошнит все девять месяцев.

Отэм засмеялась, поднимая руку.

— Я — одна из тех женщин, и это было ужасно. — Она расстегнула молнию черного флисового пиджака по дороге на кухню, где у столешницы стояли Сэм с Коннером. — Вы уже знаете, кто у вас будет?

— Еще нет. У нас было только одно УЗИ.

— О. Я помню этот момент. Коннер выглядел, как цыпленок. — Она засмеялась: — Вот почему мы зовем его Наггет.

Сэм поднял взгляд от кекса, лежавшего на мраморной столешнице. Поверх белой футболки на Леклере была повязка в виде восьмерки на плечах, левая рука на перевязи крепко прижата к груди. Правая сторона футболки заправлена в нейлоновые спортивные штаны, левая свисала на бедра. Волосы в беспорядке, темно-русая щетина затеняла щеки и подбородок.

— Я думал, ты зовешь его Наггет, потому что он был зачат в Лас-Вегасе.

Взглянув на Фейт краешком глаза, Отэм покачала головой. Ночь в Вегасе, когда был зачат Коннер, была не тем, о чем ей хотелось думать, не говоря уж о том, чтобы обсуждать. Они с Сэмом никогда об этом не говорили, и она не испытывала желания начинать сейчас. Особенно перед Фейт Саваж.

— Оставлю вас наслаждаться обществом сына, — сказала Фейт, проходя к барному стулу и забирая свое красное шерстяное пальто и сумочку от «Гермес». — Сэм, дай мне знать, если что-нибудь понадобится.

— Спасибо, что пришли. До встречи. — Он сделал движение ей навстречу, но Фейт подняла руку.

— Я найду выход. Отдыхай. — Она улыбнулась Отэм: — Была рада снова увидеть вас.

— Я тоже.

И Фейт ушла, оставив после себя аромат дорогого парфюма. Когда за ней закрылась дверь, Отэм осталась с Сэмом наедине. В его квартире. На его территории.

— Можешь пошевелить рукой? — спросил Коннер отца.

— Ага, — заверил его Сэм. — Я сломал ключицу. — Он указал рукой на плечо. — Поэтому ношу повязку, чтобы держать руку неподвижно.

Коннер посмотрел на отца и покачал головой.

— Я видел, как тот мужчина сделал тебе больно.

— Это ничто по сравнению с тем разом, когда я сломал лодыжку. Сейчас я, по крайней мере, могу ходить.

Отэм положила свою имитацию сумки от «Гермес» из «Таргета» на барный стул вместе с толстовкой Коннера. Свой пиджак она снимать не стала, поскольку не планировала оставаться так долго, чтобы нужно было устраиваться поудобней.

— Но можно ли тебе ходить? — Отэм предпочитала, когда Сэм был в ее доме. Где она чувствовала некоторое подобие контроля над ситуацией. Хотя с бывшем мужем контроль всегда был лишь иллюзией.

— Да. Но я сижу. — Он указал на кекс: — Я съем красного червяка. А ты зеленого.

— Хорошо, — Коннер схватил червяка и запихал его в рот.

— Может, позже. — Сэм закрыл крышку коробочки с кексом, будто от вида червяков, выползавших из выглядевшего грязным кекса, его немного тошнило. — Не уверен, что червяков можно есть вместе со всеми лекарствами, которые я только что принял.

Он медленно прошел мимо Отэм, Коннер последовал за отцом. Может, ей лучше уйти? И вернуться через час?

Она не принадлежала этому месту. Этой холостяцкой норе Сэма.

— Отэм, не могла бы ты достать упаковку гороха из холодильника?

— Конечно.

Она прошла по отделанному камнем полу к двойному холодильнику из нержавеющей стали и открыла дверь. Порыв холодного воздуха касался ее лица и впадинки горла, пока Отэм смотрела внутрь на замороженный сок, коробку смеси для блинчиков и десяток упаковок замороженного гороха. Она взяла сверху одну пачку и вышла из кухни. Сэм сидел на кожаном диване, Коннер расположился рядом. С привязанной к груди рукой и повязкой вокруг плеча Сэм выглядел почти беспомощным. Ну, настолько беспомощным, насколько может казаться стена из твердых мышц высотой в сто восемьдесят восемь сантиметров и весом более девяноста килограмм.

Отэм передала ему горох:

— Мне позвонить Натали?

— Зачем? — Сэм приложил горох к плечу и со свистом втянул воздух.

— Разве она не твоя ассистентка? Может, ей нужно помочь тебе?

— В основном она нянька Коннера. А мне не нужна нянька.

Охваченный болью Сэм не только казался беспомощным, но и не вписывался в представление Отэм о нем. Представление, которое было у нее многие годы, как о мужчине с кучей подружек и еще большим количеством сексуальных партнерш. Сейчас он выглядел обычным парнем. Ну, почти. Обычным парнем с небрежной щетиной на подбородке кинозвезды.

— Тебе нужно что-то еще?

— Нет. — Он покачал головой и поднял на нее взгляд затуманенных голубых глаз. Отэм не знала, устал ли Сэм или был одурманен лекарствами. Возможно, и то и другое.

Отэм взглянула на часы на внутренней стороне запястья. Еще пять минут.

— Пап, что значит «зачат»?

Отэм с Сэмом посмотрели на Коннера, потом друг на друга.

— Что?

— Ты сказал, я был зачат. Что это значит?

— Ну, э-э-э… — Сэм запнулся и перевел взгляд на сына. — Это значит, что когда два человека… Это значит, что… — Он передвинул упаковку гороха на плече.

Для парня, у которого была большая практика в зачатии, он точно попал в затруднительную ситуацию, объясняя это. Не то чтобы Отэм хотела попытаться. Особенно перед Сэмом. Когда ей придется «поговорить об этом», она бы не хотела иметь свидетелей.

— Ну, это когда… — Сэм вздрогнул, будто его пронзила мучительная боль, и он был не в состоянии думать. — Ох. Плечо болит. Спроси маму.

— Меня?

Он указал на свою ключицу:

— Прояви снисходительность. Мне очень больно.

Что совсем его не извиняло.

— Ладно. — Она, вероятно, могла ответить на этот вопрос лучше, чем Сэм. В любом случае. Как бы то ни было, ее ответ будет безопасней. Отэм села на диван и повернулась лицом к Коннеру. — Это значит сделан. — Вот так, все очень просто.

— А. — Он посмотрел на нее голубыми глазами так похожими на глаза отца, что это казалось безумием. — Я был сделан в Лас-Вегасе?

— Да.

— О. — Сын сглотнул, и она почти увидела, как в его маленькой голове закрутились колесики. — Как?

Отэм всегда знала, что однажды придется ответить на этот вопрос. И была готова. Она несколько раз проигрывала ситуацию в голове, но никогда не представляла, что Сэм будет сидеть в нескольких метрах от нее с упаковкой гороха у плеча и выглядеть так, будто тоже хотел бы узнать ответ.

— Ну, когда два человека занимаются любовью, они иногда делают ребенка.

— О. — Отэм задержала дыхание в ожидании следующего «как». Вопросы будут все сложнее. Коннер повернулся к Сэму: — Можно твоих жевательных червяков?

— Валяй.

Коннер подпрыгнул и побежал в кухню так быстро, как только позволяли его маленькие сникерсы. С губ Отэм слетел вздох облегчения, она потерла лицо ладонями.

— Чувствую себя так, будто увернулась от пули.

— Мне было даже интересно посмотреть, как ты ответишь на вопросы, которые появляются у него в голове.

Она нахмурилась и опустила руки.

— Ты мне совсем не помогал. — Наклонившись вперед, чтобы удостовериться, что Коннер все еще на кухне, Отэм сказала: — Он спросил тебя, а ты точно знаешь, что значит слово «зачат». Боже правый, ты самый большой извращенец на планете.

Сэм засмеялся, совсем не смущенный. Ну, конечно. Это же Сэм.

— Не самый.

— Ну, почти.

— Вот почему я, вероятно, не должен отвечать на такие деликатные вопросы.

Вернулся Коннер, жуя красного желейного червяка. Маленькие шестеренки у него в голове все еще крутились. То, что сын сделал перерыв на червяка, не значило, что он готов оставить эту тему.